Носила себя как хрустальную вазу. Этому «помогали» сложности с передвижением ног – я ходила плавно и медленно. Кому-то я могла показаться беременной.
Беременной своим горем.
И внутри правда что-то зарождалось.
Сначала у меня была настоящая беременность. Через три месяца после трагедии. Беременность была желанной. Мы были очень рады.
Но малыши, а их было двое, с нами не остались.
Они помогли остаться МНЕ.
Однако и после потери беременности я продолжала чувствовать, будто что-то вынашиваю. Это «что-то» начало подавать сигналы жизни. Оказалось, что в нем очень много энергии.
Я уже писала о больших энергозатратах горя. Так вот, параллельно с большими затратами внутри меня образовалась небольшая атомная электростанция.
Только вот направить ее в мирное русло у меня не сразу получилось. И до сих пор получается через раз.
Поток энергии зарождался и поднимался внутри меня внезапно, сам по себе. Я не могла им управлять. Любая неуправляемая энергия разрушительна.
И эту огромную энергию я назвала «яростью».
Возможно, если бы я умела управлять такой стихией, ярость превратилась бы в мощный поток. Но я не умела.
Меня захлестывал гнев.
И его надо было как-то выражать. Я искала адекватные способы продемонстрировать его. Мне жизненно необходимо было стравливать эту огромную энергию, пока она не взорвалась внутри меня.
Я очень хотела превратить атомную бомбу внутри себя в атомную электростанцию.
Но внутри меня все же была скорее БОМБА.
Что-то, что может рвануть в любой момент. Что-то, что мало управляется мною. Что-то, с чем я боюсь взаимодействовать.
Я стала тратить очень много энергии на создание саркофага для этой бомбы. Чтобы не подорваться на ней самой и не взорвать пару стран вокруг себя. Иногда казалось, что заряд моей бомбы может уничтожить весь мир. За первые полтора года после трагедии я стала опытным сапером.
Сапером, который принял свое бессилие разминировать заложенный внутри самого себя заряд. Сапером, которого хотя бы хватает на то, чтобы оберегать от внутреннего взрыва всех вокруг.
А угроза взрыва неоднократно была совсем рядом.
Горе продуцирует огромную энергию внутри горюющего. Настолько огромную, что часто все силы уходят на ее контейнирование.
Неприлично же выйти на улицу, взять и взорваться прямо в ее центре?
Я долгое время думала, что антидепрессанты выписывают для того, чтобы поставить предохранитель на взрыватель. Но при очень большом заряде антидепрессанты не помогут.
Религия знает секрет разминирования таких бомб.
У верующих людей иногда получается прийти в такое смирение, что бомба превращается в молочную реку с кисельными берегами.
Мне этот способ не сильно помог. Хотя я очень хотела, чтобы помогло.
Я молилась везде, куда меня заносило. Я молилась в своем любимом монастыре Монсеррат. Я молилась в парижской церкви Сакре-Кёр. Я молилась