Примус, разгоревшись, гудел ровным синим пламенем, съедая последний кислород и без того маленькой кубатуры палатки. Варилась какая-то тошнотворная бурда, Пингвин и Росинант сушили над примусом ботинки, от которых шёл пар с запахом кожи и смазки, на другом примусе кипела вода, которая не обжигала, такая была её температура, однако чай отлично заваривался и, не в пример супу, хорошо и с удовольствием пился. И оттого что чая можно было пить много, на душе было легко и дышалось легко, а члены становились гибкими и в желудке уже наступал приятный покой.
Обвуь лентяя – шекельтоны – лежали у Айболита снаружи, прикрытые ветровкой. Вылезая из палатки, он просто сунул в них ноги, как в тапочки. Десятизубые австрийские кошки, подарок Ванды, были стянуты по ранту железной проволокой заранее, не нужно было каждое утро подвязывать. Вдохнул глубоко, выпрямился…
Шаги, скрип снега под ногами, шум в ушах, тяжёлое дыхание. Сухие губы судорожно ловят морозный, разреженный воздух, хочется пить. Айболит с трудом разгибает шею. Прямо над головой взбесившееся светило вбивает прямыми лучами зной в усталые, уже иссушающиеся тела. Снег ослепительно белый, среди него резко чернеют островки разрушенных скальных выходов. Айболит видит впереди богатырский торс Орла, вот Орёл прекратил бить ступени, уступая Работяге-Рыжему, широкие плечи которого даже не сотрясаются от работы, за ним уныло переставляет кривые ноги Казак, изящно двигается Королева Марго, за ней пыхтит Росинант, отдувается красноносый и широкозадый Пингвин, хромает Шмель, лёгкой походкой барса крадётся Минарет, важно вышагивает, задрав выгоревшую бородёнку, Мона-Лиза, в хвосте плетётся Айболит…
Восхождение… Для Айболита оно началось не три дня назад, а намного раньше, далеко внизу, полтора года назад, когда после тяжело перенесённой желтухи он был выписан домой. Тяжко и противно ныла печень, перемежаясь со спастическими приступами в желчном пузыре, со слабостью и постоянной тошнотой. Айболит, что называется, подавал надежды, ну а сейчас в него никто не верил. Только четырёхлетний сын глядел доверчиво и ясноглазо.
Как ни странно для взрослого и видавшего виды мужчины, он ухватился за эту веру. По утрам по пустым комнатам агрессивно и хрипло разносился голос Опального Барда. Там, в динамике радиолы, атакующие роты вращали землю, а Айболит отжимался от пола. Больше двух раз за подход не получалось, отдыхал, лёжа на полу, чувствуя, как по телу текут струйки нездорового, липкого и холодного пота. Упрямо доводил до ста отжимов, тошнило, кружилась голова, лез в ванну, переодевался и долго, с остановками, ходил по городу, вдыхая запахи мягкой азиатской зимы. Домой приходил дрожащий от усталости, валился в постель – и так всё время, пока не почувствовал, что может больше, назначал себе больше и выполнял.
Привал, до гребня около трёхсот шагов. «Айболит, на тебе лица нет. Дуй вниз, пока