Записки старого моряка. Калейдоскоп воспоминаний. Анатолий Васильевич Кондратьев

в голове отдельные эпизоды промысла. Вспоминал подвахты после больших подъёмов в 80–120 тонн (что, кстати, не редкость в ЮВТО, ну, по крайней мере, было в те годы), когда после вахты штурмана, как и другие специалисты, выходят в рыбцех на «уборку» рыбы (подготовка рыбы к заморозке в специальных камерах), т. е. выполняют черновую, тяжёлую работу простых матросов, когда надо, шкерят (потрошат), набивают рыбой специальные формы (противни) для последующей заморозки в больших камерах, разбитых на ячейки для этих самых противней, упаковывают в картонные короба блоки с мороженной или отгружают в трюма уже сформированные ящики с готовой рыбой, поскольку рыбообработчики физически не успевают обработать большой улов. Если этого не сделать и вовремя не убрать улов, рыба просто протухнет и будет непригодна к заморозке в пищевых целях. Поэтому-то и существуют подвахты на промысловых судах. На подвахтах задействованы все, кроме «маркони» (прозвище радистов), шеф-повара (кашеварит для команды), «айболита» (доктора, заработок которого не зависит от улова: жалованье он получает в береговой медсанчасти, которой был послан в море), ну и конечно же капитана. Все остальные – вниз, мля, на «монетный двор» (так на судах называют рыбцех. Кстати, хорошие капитаны тоже выходят на подвахту: в том смысле, что заступают на вахту вместо штурмана, а того посылают в рыбцех. Вот так вот. Лишних рук на промысловиках нет.

      На отдых после подвахты остаётся четыре часа. Валишься с ног, иной раз раздеться просто сил нет. Далее по кругу… напряжёнка на вахте… подхвата… И так в течение долгих недель, пока трюма траулера не заполнятся готовой продукцией.

      Поэтому нынешний переход к японскому транспорту воспринимался экипажем как подарок судьбы. Кто работал в том районе и широтах, тот поймёт моряка, пишущего эти строки.

      Вахта второго помощника (с 12:00 до 16.00 судового времени) Миши Демчишина, тоже выпускника МВИМУ, приятеля Игоря Кондаурова. Мерная зыбь спокойно, плавно вздымала и столь же осторожно опускала идущий на север в сторону экватора большой автономный траулер. Это мерное движение вверх–вниз нельзя было даже назвать качкой. Океан, в понимании моряков, был спокоен. Он просто дышал!

      Неспокойный океан в понимании Кондаурова – это свистящий, временами даже ревущий штормовой ветер. Низко стелющиеся над водой тучи. Срываемая с огромных волн бешенным ветром пена. «Ревущие сороковые» как никак! Взвесь из водной пыли и холодного воздуха, скрывающая горизонт… Волны в океане, как говорится, «выше колокольни» (интересное, кстати, определение). Первый раз такое определение высоты волн Игорь услыхал во время плавательской практики на НИС (научно-исследовательское судно) «Персей-3» от капитана по фамилии Сенатор (запоминающаяся фамилия) в 1977 году. Матрос 1-го класса Кондауров стоял тогда на руле. БМРТ (большой морозильный траулер) попал в жёсткий шторм в Северной Атлантике. Бросало и мотало судно тогда изрядно. Капитан Сенатор, сидя в своём капитанском кресле на мостике, спросил тогда Игоря:

      – Курсант Кондауров,