– Марло, должно быть, невероятно тяжело жить с этой усталостью, а еще и продолжать заботиться о новорожденном ребенке, двух старших детях, доме… и выполнять бесконечный список задач, которые на вас сваливаются ежедневно.
В этот момент я видела, что она ведет внутреннюю борьбу со своими эмоциями. И пока она в борьбе, мы не сможем двинуться к регуляции и анализу того, что происходит. Нам словно нужно приоткрыть дверь шкафа, куда второпях свалены вещи и игрушки, как перед приходом гостей. Нам важно распахнуть эту дверь, чтобы ее эмоции, как груда вещей, которую Марло там держит, наконец-то вывалились и дали ей выдохнуть. Поэтому я продолжила.
– Когда вы не справляетесь и при этом не даете себе отдохнуть, что происходит?
Она впилась в меня взглядом, а потом встала.
– Вы сейчас мне скажете, что мне нужен день спа, а потом с подружками в кафешке посидеть, да? Вы думаете, это так легко? Да вы вообще понимаете, что со мной происходит?! – Марло была настолько свирепа в этот момент, что я и наш выстроенный контакт чуть было не сгинули в пламени ее дракарис![14]
Я замерла в ожидании следующей атаки, как альпинист, который услышал грохот надвигающейся лавины. Как в ту секунду, когда еще есть сомнение, точно ли это то, что происходит? Но мое тело уже знает ответ: оно первым прочитало, что творится с Марло, и я знаю об этом, потому что чувствую, как забилось мое сердце. Постепенно информация от тела доходит до лимбической системы головного мозга, а потом в префронтальную кору. И вот уже кора говорит мне: «На языке нейробиологии это значит, что у Марло включилась симпатическая нервная система, которая отвечает за реакцию атаки». А следовательно, Марло сейчас на пути к тотальному гипервозбуждению – состоянию, когда организм мобилизуется для устранения угрозы. Я для нее угроза. Из глубин памяти всплыла фраза из песни Noize MC: «Мое море, прошу тебя, не выплюни меня на берег во время очередной бури твоих истерик…» Она атакует – я замираю; она атакует – я атакую в ответ. Оба этих сценария бессмысленны. Нас с ней затопит эмоциями, а потом выплюнет на берег.
Она кажется мне сейчас невероятно мощной, готовой растерзать в клочья того, кто к ней приблизится. Но за этим стоит столько боли. И страха, что сближение с кем-то сделает ей еще больнее. В этот момент я даже не была уверена, что Марло реагировала именно на мои слова: возможно, это была запоздалая реакция на слова кого-то из ее близких. Но сейчас не так важно, кому именно они предназначались. В этот момент самым необходимым было, во-первых, свериться со своим состоянием: где я нахожусь, что делают мои ноги… и руки. Я увидела вмятину от карандаша на пальце правой руки – так сильно я его сжала. Сверившись с собой, я могу отделиться от гипервозбуждения Марло. И во-вторых, показать, что я для нее безопасна. Так, регуляция моего состояния поможет и ей вернуться из атаки в состояние проживания.
– Марло, я чувствую ваш гнев… – стала называть я то, что с ней происходит. – Будто своими