Мужчина отвечает перед Богом только за самого себя, поскольку личное местоимение в вопросе Бога имеет единственное число, а не множественное: «Где ты?» (стих 9).
Из беседы Бога с мужчиной не видно, что мужчина был блюстителем женщины. Он объясняет лишь свое поведение и не только не выступает от ее лица, но и обвиняет ее.
Женщину Бог спрашивает отдельно, и она сама за себя отвечает.
Расспросы в стихах 9–13 имеют хиастический/обратный порядок по отношению тому, в какой последовательности герои действуют в стихе 8, причем Бог – центр структуры (что согласуется с общей хиастической структурой всей главы[248] и еще одним изменением последовательности в стихах 14–19).
В ходе судебного дознания Бог опрашивает людей по одному, чтобы установить личную вину каждого. После того как мужчина обвиняет женщину, Бог просит ее занять свидетельское место.
Из ответов мужчины и женщины, когда мужчина сваливает вину на женщину, а женщина – на змея, становится ясно: дело не в том, что после греха разрушилась некая иерархия – «между мужчиной и женщиной пропала любовь и гармония».[249] «То, что одностороннее подчинение не было задумано как часть идеального брака, подчеркивается тем, что утрачено».[250]
Итог: сторонники «иерархичных» подходов (1–3) вычитывают из 3:1–13 то, чего там нет (как они делали это и с Быт 1–2).
Популярный четвертый подход (будто бы 3:16 лишь описывает, а не предписывает) также неудовлетворителен, ибо сбрасывает со счетов контекст суда/наказания, хотя этот контекст прослеживается ясно. Как мы уже сказали, перед нами – «судебный процесс». Бог назначает «судебное наказание».[251] Соответственно, стих 16 – не только описание, но и приговор.
Вообще весь контекст 3:16 кричит о том, что имеет место не предсказание/описание, а суд. Вчитаемся в предшествующие отрывки: Бог произносит запрет («не ешь», 2:16–17а); Бог предупреждает о наказании в случае нарушения («в день, в который ты вкусишь от него», 2:17б); Адам и Ева нарушают запрет (3:1–6); Бог проводит судебное расследование (3:8–13), в ходе которого опрашивает обвиняемых («где ты?», «не ел ли ты от дерева?», «что ты это сделала?»), и они признают свою вину («я ел»); тогда Бог произносит приговор («поскольку ты сделал то-то, произойдет то-то», 3:14–19). Одним словом, если иметь в виду, что «Бог создает древо, прямо запрещает вкушать от него, а затем призывает мужчину и женщину к ответу», получается «контекст, в котором наказание Божье ожидается задолго до того, как оно последует, и 3:14–19 явно указывает на наказание, даже если теоретически формулировку можно понять иначе».[252] Таким образом, слова Бога женщине представляют собой «экзерситив», то есть веление, а не «экспозитив», разъяснение.[253]
В пользу этого говорит и более широкий контекст Быт 1–11. Основываясь на работах Герхарда фон Рада и Клауса Вестермана, Дэвид Клайнз показал, что для Быт 1–11