Чужая душа – потемки, конечно. И что-то вроде признаний Адуева-младшего приходит на ум, когда читаешь воспоминания Б. о себе и о своих товарищах-цекистах оттепельного призыва:
Это были молодые люди из провинции, совершенно не знакомые со сложными лабиринтами политической жизни столицы и особенно ее верхушки. Мы были полны надежд на лучшее будущее, на то, что партия очистится и отделит себя от сталинизма и его преступлений против собственного народа…[363]
Возможно, все возможно. «Но, – продолжает Б. свою исповедь сына века, – я мог действовать только в жестких рамках установок свыше. Я подчинялся партийной дисциплине»[364].
А когда власть при Горбачеве переменилась, подчинился и ей: в 1986 году, спланировав, как на запасной аэродром, из ЦК в кресло главного редактора газеты «Советская культура», он за несколько лет превратил ее в один из флагманов перестройки. Теперь его стали ненавидеть уже и несгибаемые товарищи по партии, например Ю. Изюмов, едко заметивший, что былой
пламенный трибун ‹…›, чутким нюхом уловив, куда дует ветер, стал резко разворачивать газету на антикоммунистический курс. И довольно долго в ней редакторствовал, разумеется, убрав из названия газеты слово «советская»[365].
Недавно это было. И газета помнится, а ее редактор забылся.
Соч.: Идеологическая борьба и литература: Критический анализ американской советологии. М.: Худож. лит., 1975, 1977, 1982, 1988; Литература и лабиринты власти: от «оттепели» до перестройки. М.: Korina-Ofset, 2009.
Лит.: Огрызко В. Советский литературный генералитет. С. 238–249.
Берггольц Ольга Федоровна (1910–1975)
Ретивей комсомолки, чем Б., в 1920–1930-е годы почти что и не было: мало того, что писала стихи исключительно правильные, так еще и предлагала, например, изъять сборник детских стихов Д. Хармса и А. Введенского из библиотек (газета «Наступление», 16 и 22 марта 1932 года), ополчалась на С. Маршака («Литературный Ленинград», 5 октября 1936 года), воевала на собраниях с «уклонистами» и «накипью нэпа», срывалась по первому звонку в командировки по стране и всюду находила повод ликовать и восторгаться поступью социализма. Говорила в автобиографии, что даже с поэтом Б. Корниловым, первым своим мужем, она разошлась «просто-таки по классическим канонам – отрывал от комсомола, ввергал в мещанство, сам „разлагался“»[366].
Жила, что называется, страстями и любовников, среди которых возникал