Откуда же взялось ощущение неразделимой связи двух событий, подспудная и необъяснимая уверенность в ней? Может, стресс и усталость тому виной? Сотрясение, в конце концов?
Март собрал как мог остатки уплывавшего в забытье сознания и попытался рассудить здраво: кто-то спас его тогда, но какова вероятность того, что и сегодня в его судьбу вмешался тот же человек? Насколько объективна и существует ли вообще связь обоих случаев с маячившим сквозь них образом таинственной золотоволосой девушки? Или… ангела в обличье девушки?..
Ум Марта уже не способен был ясно мыслить, сдавая позиции предсонной фантасмагории, что постепенно начинала принимать формы вовсе невероятные, и вопросы так и валандались в голове без ответов, смешиваясь, расползаясь, теряя конкретику, – но оставляя то, что являлось сердцем каждого из них.
«Ангел…» – было последней мыслью Марта. С ней он провалился в сон.
Глава 6
Время шло. Март жил своей обычной жизнью – всё так же учился, работал, веселился с друзьями, – но из головы у него не выходил золотистый локон, выбившийся из-под мотоциклетного шлема: он не раз вспоминал тот день, тот момент догадки – почти уверенности… Однако память постепенно открывала и другие дни, когда судьба сводила его с девушкой-ангелом. Не сказать, чтобы Март на каждом шагу подвергался смертельной опасности (к счастью, подобные случаи были всё-таки исключением), однако только теперь он стал понимать, как часто она находилась рядом и как часто он видел её – мельком, вскользь, намёком.
И так же часто теперь, ложась спать и смыкая веки, Март находил перед собой её лицо: лёгкий румянец на щеках, тонкий прямой нос, чётко очерченная линия губ, полуопущенные веки с длинными ресницами… Он очень хотел заглянуть в её глаза, но никак не мог поймать взгляд – своенравный ангел никогда не смотрел на него. Март пытался снова и снова, но чем настойчивее он становился, тем сложнее было удерживать видение. Образ загадочной незнакомки, словно обладая независимой волей, изо всех сил старался избежать назойливого внимания к себе: неуловимо менялся, до неузнаваемости искажая знакомые черты, и, если Март не прекращал своих попыток, вскоре мутнел и истончался – вот-вот растает облачком тумана. Спохватившись, Март отступал, кляня себя за столь грубую и неуместную настырность. Вряд ли раскаяние действительно помогало, но когда всё же удавалось каким-то чудом удержать ускользавший призрак, Март, уже не надеясь на большее, продолжал с почтительного отдаления восхищаться точёным профилем, любоваться переливами солнечных лучей, наполненных играющими в них пылинками – огненными искрами вокруг золотого пламени девичьих волос…
Март терялся в догадках, чем заслужил он