– Нет, спасибо, – отказалась я. Слова выскочили из меня прежде, чем я успела подумать.
Я сразу же опустила глаза и увидела туфли этой женщины, которые вызывали очень тревожное чувство и совершенно не соответствовали остальному ее облику. Я рассердилась. Никому не понравится, если ему начнет перечить пара туфель. Они больше походили на пару носков на резиновой подошве и имели специальные отделения для больших пальцев. И она не просто носила смешные туфли, она предлагала мне мандарин. Я посмотрела на нее.
– Вы едете в Мельбурн? – спросила я с легким вздохом утомленного жизнью человека. Меньше всего мне хотелось болтать. Для кого-то болтать это все равно что дышать, они могут разговориться с кем угодно. Но я не такая. Из-за моего носа я обычно не нравлюсь людям.
– Ну да, почти туда, прямиком в Тулламарин. Мне надо успеть на самолет.
– А куда вы летите?
– Всего лишь в Сидней. – Она улыбнулась мне, словно ее что-то слегка забавляло, а я наклонилась вперед.
– А что вы будете делать в Сиднее? – спросила я, хотя понимала, что это не совсем прилично – так выспрашивать человека о его делах.
– Еду туда по работе. Всего на один день.
– А живете в Каслмейне?
– Мне бы этого хотелось. Но живу я в Мельбурне. А мои родители живут во Фрайерстауне. Они на пенсии. Я их навещала. А ты? Куда ты едешь так рано?
Я выпрямила спину и закинула ногу на ногу, как делают настоящие дамы.
– В Мельбурн. Я еду по делу. – Я знала, что кажусь ей забавной в этом длинном красном платье в шесть часов утра. Я скрестила руки на груди.
– По делу, да? – Она улыбнулась так, будто могла понять и то, насколько деликатным было мое дело. Я даже подумала, что можно было бы ей все объяснить, но, заглянув обратно в свое сознание, не нашла там правильного начала. Дела там хранились в замороженном виде. Невозможно начать что-то рассказывать, пока вы еще полностью этим поглощены. Мне сначала нужно было все проглотить, сделать упорядоченным, упакованным, ясным как коробочка. Сделать чем-то таким, что я могла бы носить с собой, не вызывая переполоха, потопа или изумления.
Кроме того, мне казалось, что я где-то стою и оглядываюсь назад, но ничего толком не могу разобрать. Я не могла выбрать правильную линию поведения, не могла сказать – вот как обстоят дела, не говоря уже о том, что я совсем не могла рассказать, с чего все началось. Только Айви могла это сделать. Она видела все с самого начала.
В моем сознании царил странный вязкий беспорядок. Я поерзала на сиденье и посмотрела на женщину – прямо ей в глаза, – не для того чтобы ее увидеть, но лишь бы за что-то ухватиться. У нее был мягкий взгляд, и я чувствовала себя хорошо, когда смотрела в эти мягкие глаза.
На самом деле она оказалась совсем не такой,