И готов был уже признать капитан Кобылин, что всё ж таки были и в житии казаков малороссийских свои приятности навроде простоты жизни их и вкуснейшей свиной колбасы с галушками, а такоже свободы в платье и обращении. Жизнь офицера российского полна была всяческих неудобств и ограничений. И камзол неудобный на себе таскай – да чтоб все пуговицы и галуны блестели. И шарф с кистями, шляпу и перевязь со шпагой. И манжеты полотна тонкого, шириною в два пальца, кои крахмалились и сбирались в мелкие складки. И сапоги с раструбами высокими да с каблуком. А еще заплети волосья в косу с пуклями да мукой напудри. Вязать ее надлежало черной шелковой лентой, чей бант должен был приходиться на воротник камзола, причем коса та в толщину, под бантом, должна быть в большой палец шириной, а в длину нижний её конец на два вершка должен не доставать до верхнего края портупеи шпажной. Да еще и фузею тебе в зубы. И как в таком виде прикажете с турком воевать аль в поход идти? Хорошо еще, денщик ему справный попался, тезка, Ивашка, а то ходил бы капитан Кобылин в грязном камзоле да помятой шляпе, даром что третьего дня случайно наступила на нее лошадь копытом.
Сон начал смыкать веки капитановы, темнело. Ветви яблонь в небольшом, открытом по случаю жары оконце, едва видны были на фоне темного неба. Высыпали звезды. И тут послышалось капитану, будто кто-то шуршит сухой травой под окном его.
– А ну прекратить! – грозно рыкнул он на ночного пришельца.
Под окном что-то охнуло.
– У меня пистолет заряжен, дырку проделаю, хуже будет.
Под окном раздался вздох. И едва капитан поднялся с лавки да начал всматриваться в еле видный проем окна, из яблоневых веток донесся до него шепот:
– Не верь сотнику. Всё ведает он про разбойников.
– А раз ведает – что ж сидит, ничего не делает?
Ответа на то не последовало. Но капитан не унимался:
– Раз ты знаешь про разбойников, то скажи хотя бы, где искать их?
В окне опять замолчали, но после голос, теперь уже с ощутимой дрожью, сказал:
– Говорят люди, шо на Тэлепне они сидят. На Тэлепне ищи.
Капитан привстал да высунул голову в оконце, но там уже ночного пришельца, а точнее – пришелицы, ибо шепот был женским, и след простыл.
Наутро Георгий проснулся бодрячком, несмотря на вчерашние злоупотребления. Цой надрывался:
Доброе утро, последний герой!
Доброе утро тебе и таким, как ты.
Георгий сорок раз отжался, принял прохладный