Эту способность Анны Андреевны приезжать вовремя я знала по себе. Бывали минуты, когда казалось – нет, больше нельзя, все дошло до предела в моей жизни, и тогда в телефонной трубке слышалось: «Говорит Ахматова», – ее голос звучал как весть и спасение.
Надежда Яковлевна Мандельштам:
В самые страшные годы А.А. всегда первая приходила в дома, где ночью орудовали «дорогие гости».
Дмитрий Евгеньевич Максимов:
Нужно сказать, что трагические перипетии в судьбах ее современников, вообще говоря, в высшей степени ее волновали и влияли на ее оценочные суждения.
Наталия Александровна Роскина:
Сострадание Анны Андреевны к жертвам сталинского террора было вообще очень широко. Без этого чувства она не написала бы «Реквиема»…
Эмма Григорьевна Герштейн:
Окружающих она не поучала, не наставляла, не расспрашивала. «Я хочу знать о своих друзьях ровно столько, сколько они сами хотят, чтобы я о них знала», – говорила она. Думаю, что благодаря такому такту дружбы Анны Андреевны длились годами и десятилетиями.
Маргарита Иосифовна Алигер:
Она была удивительно человечна и подчас неожиданно для своего величественного облика внимательна к мелочам, что всякий раз изумляло и трогало меня. Однажды мне пришлось внезапно положить в больницу близкого человека. Я уехала из дому рано утром, а днем примчалась, чтобы собрать и отвезти в больницу необходимые вещи и кое-что из продуктов. У Анны Андреевны кто-то был, она лишь на минутку заглянула в кухню, где я собиралась, и я ничего не стала ей говорить, а рассказала о случившемся лишь вечером, когда мы остались одни.
– Я поняла, – сказала она. – Я догадалась. Когда набивают маслом баночку из-под майонеза, значит, уж непременно ее повезут в больницу…
Наталия Иосифовна Ильина:
Много раз поражала меня ее чуткость, ее полное понимание того, как настроен человек, рядом с ней сидящий, что он чувствует, что думает… Она сама про себя говорила, что на семь аршин под землей видит. И видела.
Беспомощная, зависимая от окружающих, вынужденная к ним постоянно прибегать (то сопровождать ее надо было куда-то, то купить для нее что-то), она совершенно точно знала, кого можно попросить, а кого нельзя. Она умела не ставить ни себя, ни другого в неловкое положение отказывающего и отказ выслушивающего.
Виктор Ефимович Ардов:
Очень деликатна. Готова хвалить еду, платье, внешность – словом, что угодно, лишь бы не обидеть кого-нибудь.
Но в оценке стихов беспощадно искренна. Тут никогда не лукавит и, преодолевая свою деликатность, говорит прямо: «Мне не нравится».
Дмитрий Евгеньевич