– Ой, ой…, ой! Какая сплетня! И вы поверили?
– Конечно, поверил. А в то, что вы полюбовница Ивана Крюка не поверил. У него в Москве подружка из дворянок имеется. Красоты, говорят, писанной…
Сердце бабёнки заметалось в груди, как испуганный кошкой мышонок.
– Брешут, поди…. – Выдавила она из себя.
– Пошто сразу «брешут». Мне по службе положено знать тайные страсти лихих людишек, чтобы сподручнее было арестовывать их, так сказать, на пике наслаждения. Он, понимаешь ли, взлетел на вершину сладострастия, а я тут, как тут…. Жду, значит, с филерами и кандалами, конца спектакля. Полный аншлаг-с!
– Понятно…. Дело-то ваше в чём?
– Да пустяк для вас. Хочу маменьке в день ангела сделать сюрприз.
– Так делайте. Я, причём к вашим желаниям?
– Без вас сюрприз не состоится.
С этими словами Никодим Емельянович вынул из недр своего сюртука сафьяновую коробочку малинового цвета. Открыл её и протянул бабёнке.
– Видишь жёлтый бриллиант?
– Вижу. Дальше-то, что?
– Задумал я сделать для маменьки ансамбль из жёлтых бриллиантов.
– Ожерелье, что ли?
– Не совсем. Этот бриллиант для кольца, а два бриллианта поменьше, что у вас, для серёжек.
– Они цветом темнее, – брякнула, не подумав, бабёнка и захлопнула рукой рот, но было поздно. Сказанного не вернёшь.
Никодим Емельянович своим придурковатым видом подкузьмил бдительность бабёнки – в миру, скупщицы краденного, Лизаветы Петровны Лапиной. Ляпнула она сдуру про камушки-то!
– Вот и я говорю, давайте, сравним их по цвету. Ежели они разные, так и разговору нет. Сразу же откланяюсь…
Скрепя сердцем, пришлось Лизавете Петровне доставать из захоронки драгоценные камушки на свет белый. Положили их рядком на белый холщовый рушник и дружно ахнули. Бриллиантики-то оказались один к одному: и цветом, и формой, и огранкой. Было яснее ясного, что камушки, дело рук одного мастера.
Лизавета Петровна зачарованно смотрела на игру солнечного света в причудливых гранях бриллиантов…
…Женщина существо наукой малоизученное, а русская женщина, изучению – малодоступное. Попытайтесь сами обнаружить в природе способ открытия действия тайных пружин в поведении той, которая, в состоянии хронической беременности, бросается в горящую избу, и, обгоревшая, но гордая, на всём скаку, останавливает племенного жеребца. Получается эдакое экзотическое ассорти из американского ковбоя, английского пожарного и многодетной матери из табора. При этом она, подобно иноземным особям её породы, как кролик перед удавом, замирает при одном только виде бриллиантового блеска.
Лизавета Петровна исключением не являлась. Застывшая с широко открытыми глазами, она была готова сама раствориться в бриллиантовой игре света.
Никодим Емельянович промокнул тихо нос и осторожно, по-интеллигентному, наклонился к уху Лизаветы Петровны