Около семи я пошел к Юну Улаву.
– Давно не видались! – заулыбался он. – Заходи. Проведем разбор полетов.
– Спасибо, что пришел вчера, – сказал я и вошел следом за ним в квартиру.
Он вскипятил чай, и мы сели.
– Зря я тебя вчера обругал, – сказал я, – но просить прощения мне не хочется.
Юн Улав рассмеялся.
– Отчего же? Слишком гордый?
– Я взбесился, когда ты это сказал. А за такое не извиняются.
– Это верно. – Он кивнул. – Я слишком далеко зашел. Но тебя стало как-то слишком много. Ты был как одержимый.
– Я просто перебрал.
– Вот и я тоже.
– Без обид? – спросил я.
– Без обид. Но ты и правда считаешь, что юриспруденция – это мусор?
– Конечно нет. Но мне надо было что-то сказать.
– На самом деле я и сам от юристов не в восторге, – признался он, – для меня юриспруденция – только инструмент. – Он посмотрел на меня: – Теперь ты говори, что писательство для тебя – только инструмент!
– Опять начинаешь?
Он рассмеялся.
Вернувшись домой, я лег на кровать и уставился в потолок. С Юном Улавом разобраться я могу. Тут все просто. А вот с Ингвиль все иначе, намного сложнее. Вопрос в том, что делать теперь. Что случилось, то случилось, этого уже не изменишь. Но если не оглядываться на прошлое – как мне действовать дальше? Как будет правильно?
В последние оба раза инициатива исходила от меня, это я приглашал Ингвиль к Ингве – и вчера, и сегодня. Если ей на меня не плевать, она даст это понять. Зайдет в гости, она же знает, где я живу, или напишет письмо. Решать ей. Мне больше приглашать ее нельзя: во-первых, получится навязчиво, а во-вторых, неизвестно, нужен ли я ей вообще, поэтому пускай сама подаст знак.
Если она придет, это и станет знаком.
Так тому и быть.
В понедельник после вечеринки у Ингве я не питал никаких надежд – было еще слишком рано, в тот вечер Ингвиль не станет меня искать, это я знал и тем не менее сидел и ждал. Заслышав на улице шаги, я наклонялся и смотрел в окно. Когда по лестнице кто-то поднимался, я замирал. Но это, разумеется, была не она, я лег спать, наступил