– О, – Ульяна растерянно поставила чашку. Нет, это не владелец публичного дома. Те слишком придирчиво осматривают девушек с ног до головы, будто пытаются взглядом раздеть их и оценить их фигуры. Этот же смотрит со спокойной уверенностью руководителя. Он смотрит только в глаза или в свою чашку. Его манеры безупречны. Ровная спина, приятный голос, невозмутимый взгляд умных, проницательных глаз под соболиными бровями.
Неловкое молчание затянулось, что не давило на Эдгара. Он привык, что люди в его обществе теряются в догадках и боятся заговорить первыми.
– Чем вы занимаетесь, Ульяна?
– Учусь. В университете экономики на Унтер-ден-Линден.
– Есть любимый предмет?
– Да. Одна из самых захватывающих дисциплин в нашем университете позволяет изучать работы Франца Оппенгеймера. Наш профессор гер Зейлер говорит, что скоро введут новый предмет – марксизм-ленинизм.
– Если не ошибаюсь, его догма о кооперативном владении ресурсов? Политика по-русски?
– Простите, – Ульяна испуганно заёрзала. Как она могла так опростоволоситься?! Он же рядовой немец, а не член Союза Свободной немецкой молодежи! Такие ненавидят евреев и русских, и ищут любой способ, чтобы переметнуться, сбежать в ФРГ!
– Полноте вам, Ульяна. Я не участвовал в войне в силу юного возраста, и не успел впитать с молоком матери ненависть к евреям и русским, так как воспитывался у родственников в Лондоне. Наша страна тонет в помоях и нищете, решая задачу возмещения Советам нанесённый войной непоправимый ущерб. По вине одного харизматичного безумца обе страны пострадали страшно. Ваши соотечественники героически отстояли свою землю ценой ужасающих жертв. Русские – самый самоотверженный и храбрый народ. Хотел бы я увидеть Москву, погулять по Красной площади, полюбоваться знаменитыми куполами собора Василия Блаженного и живописными, остроконечными куполами Кремля. Я слышал, там есть ещё немало восхитительных достопримечательностей. Лобное место, к примеру, или Воскресенские Ворота и Мавзолей В. И. Ленина.
– Да, Москва прекрасна. Не знала, что кто-то в Германии знает о Воскресенских Воротах, – Ульяна смущённо опустила глаза. Уголки губ дрогнули в робкой улыбке.
Собеседник рассеянно кивнул и нахмурился на несколько минут. Задумчиво смотрел в чашку, крутя её длинными, изящными пальцами. Он помнил не одну войну на Земле. Их были сотни на его памяти. И тысячи тысяч жертв, их крови, их криков… Сотни лет воспоминаний научили его не разделять народы. Для него люди – жители одного мира, которые в угоду чьих-то амбиций и жадности шли на смерть, восторженно вопя, потрясая над замутнёнными головами стягами и мучительно умирая. Он помнил их глаза, когда души покидали тела, чтобы вновь возродиться, оглушённые болью страха. Да, страх – это боль для души. Нестерпимая, более ужасная, чем любая боль тела. И эта боль лишает души памяти прошлых воплощений. Наверное, эту боль вкупе с угрызениями