Слова вырвались сами собой. Лу удивленно моргнула, и в ее блеклых глазах промелькнула нечто похожее… на неуверенность. Я возненавидел себя за это. За время нашего знакомства я лишь дважды видел неуверенность в ее глазах, и оба раза это ничем хорошим не кончилось. Однако неуверенность быстро исчезла и сменилась зловещим блеском.
– Языками зацепимся, да?
Нежно, но твердо я ссадил ее со своих колен.
– Нет.
– Уверен? – Напевая, Лу соблазнительно наклонилась ко мне. Или, по крайней мере, попыталась это сделать. Ей не хватало прежнего изящества.
Я отстранился, изучая ее чересчур яркие глаза. Ее покрасневшие щеки.
– Что-то не так?
«Скажи мне что. Я все исправлю».
– Вот ты и скажи. – Лу снова начала скользить руками по моей груди.
Едва сдерживая досаду, я перехватил ее руки и предостерегающе сжал ее ледяные пальцы.
– Поговори со мной, Лу.
– И о чем же ты хочешь поговорить, дорогой супруг?
Я сделал глубокий вдох, пристально глядя на нее.
– Об Анселе.
Его имя повисло между нами тяжелой, мертвой тушей.
– Об Анселе. – Лу нахмурилась и отдернула руки. Ее взгляд стал отстраненным. Закрытым. Она уставилась куда-то мне за спину, ее зрачки едва заметно расширялись и сужались. – Ты хочешь поговорить об Анселе.
– Да.
– Нет, – отрезала она. – Я хочу поговорить о тебе.
– А я нет. – Я прищурился.
Она ответила не сразу, продолжая пристально смотреть, словно искала… что? Нужные слова? Раньше Лу никогда не заботили нужные слова. Она, наоборот, наслаждалась, когда говорила что-то не к месту. Если честно, я и сам наслаждался, слушая ее в такие минуты.
– Тогда давай еще разок сыграем в вопросы, – вдруг сказала она.
– Что?
– Как тогда в кондитерской. – Лу быстро кивнула, словно самой себе, и наконец посмотрела на меня. Затем склонила голову. – Ты тогда не съел булочку.
– Что? – удивился я.
– Булочку. Ты не съел ее.
– Да, я понял. Просто… – Я покачал головой, сбитый с толку, и снова заговорил: – Я не такой сладкоежка, как ты.
– Хм-м. – Лу сладострастно облизала губы. Когда она положила руку на скамью мне за спину, я сдержал желание отодвинуться. Но когда она запустила пальцы мне в волосы, я уже не удержался. Но Лу не сдавалась, всюду преследуя меня подобно чуме. – Оленина тоже вкусная. Соленая. Нежная. Если, конечно, – добавила она со знанием дела, улыбаясь, – есть ее сразу.
Я уставился на нее в замешательстве. Затем в ужасе. Она имела в виду, что есть мясо нужно сырым.
– Иначе трупное окоченение сделает мясо жестче. Нужно подвесить тушу и оставить ее на две недели, чтобы разрушить соединительные ткани. Правда, тогда мухи налетят.
– Когда, черт возьми, ты ела сырого оленя? – пораженно спросил я.
Кажется, после моего ругательства глаза Лу загорелись, и она взволнованно замурлыкала,