– Добрый вечер. – Даже дыхание перехватило от того, как она ответила. Стало быть, и номер у нее определился. – Я просто хотел узнать, в силе ли наша договоренность…
– Прилетайте, я жду вас, – с усмешкой ответила Фаина. Кажется, она все понимала.
– А как у вас с погодой? – надо было придумать другой вопрос, но Юрий не придумал.
– Солнечно, до плюс тридцати двух, температура воды плюс двадцать пять, ночью временами дождь.
– У нас тоже солнечно, – зачем-то поделился Коновалов ненужной его собеседнице информацией. Она отнеслась к этому благосклонно.
– Готова спорить, наше «солнечно» солнечнее вашего. И дождь, который временами, тоже солнечней, даже ночью.
Спустя неделю половина денег, вырученных от продажи квартиры, лежала на банковском счете Юрия, все его вещи были помещены в старую спортивную сумку, такси до аэропорта было вызвано на шесть часов утра. Мама, к которой он поехал попрощаться, к новостям о продаже квартиры и поездке на море отнеслась равнодушно. По ее мнению, жизнь сына была разрушена не пожаром и травмой, а тем Унизительным, Непростительным Поступком, произошедшим в Дни Большого Горя. Именно так она всегда и говорила, начиная каждое слово с заглавной буквы: «Унизительный и Непростительный Поступок в Дни Большого Горя». Пафосная формулировка возводила неподанные Юриком документы в один ряд с предательством Родины, клятвопреступлением и отцеубийством.
Никакая спасенная им жизнь, никакое достижение, никакой успех, положенные на одну чашу весов, не смогли приподнять хоть на миллиметр другую, на которой лежал отказ Коновалова от космоса.
– Ты никогда не спрашивал моего мнения, сынок, не спрашивай и теперь, – сказала она на прощанье. Не поцеловала, не обняла, только виновато взглянула на фотографию покойных бабушки и деда и покачала головой, мол, простите его, дурака, мы его вместе растили.
Дед и бабушка посмотрели на Юру строго. Бабушка даже поджала губы, как она всегда делала, когда сердилась. Сказать они ничего не могли, потому что смотрели с фотографии. Иначе завели бы знакомую с детства песню о Гагарине и его подвиге, о том, что он, Юрик, недостоин носить имя, данное ему при рождении, а одну только фамилию, которую не жалко и опозорить. Бабушка повторила бы, как она рада, что дед не дожил, ведь он всю жизнь посвятил внуку, а тот его предал, обменял уготованную ему героическую стезю космонавта на сомнительную водолазную. Хорошо, что они не могли ничего этого сказать.
– Ну да… Журналисты одолели, – соврал Юра. После пожара журналисты действительно звонили несколько раз, хотели узнать подробности происшествия, но два дня спустя про Юру уже никто не вспоминал. Подоспели другие плохие новости.
Номер он поменял, чтобы именно Серега, Колян и Михалыч не могли ему дозвониться. Коновалов не хотел отвечать на их расспросы, отбрыкиваться от уговоров вернуться на станцию руководителем спуска или пойти в школу дайверов инструктором.
– Я на море еду, – сообщил он свою главную