– Спасибо, Яков Иванович! – обрадовалась Людочка. – Вы такой заботливый! Только давайте я вам сначала укольчик сделаю. А потом вы мне этот пояс покажете. Ладно?
Пока Ефимовский закатывал рукав рубашки, Людочка, повернувшись к нему спиной, набирала в шприц лекарство. Однако то был не эуфиллин, прописанный старику врачами, а клофелин, ампулу которого медсестра украдкой извлекла из своей сумочки. Вчера они с Жоховым обговорили все: через некоторое время после введения клофелина антиквар почувствует себя плохо и Людочка посоветует ему прилечь. А потом… Мало ли больных стариков умирает во сне?..
– Ну, Людочка, я готов! – улыбнулся Ефимовский, протягивая ей руку. Привычным движением медсестра ввела иглу в голубевшую на локтевом сгибе вену. Разумеется, он не заподозрит неладного… где ему!
– Как вы себя чувствуете, Яков Иванович? – заботливо поинтересовалась она, медленно вводя в вену старика смертельное содержимое. – Все хорошо?
– Просто замечательно! – уверил ее Ефимовский. – Замеча… Что это?! Постойте! Что вы мне вводите?
– Успокойтесь, Яков Иванович! – заворковала Людочка, надавливая на поршень шприца. – Это же ваше лекарство!
– Нет! Это что-то другое… Стойте! Прекратите! Вырвав из вены полупустой шприц, Ефимовский вскочил на ноги. Впрочем, он тут же зашатался и, пытаясь удержать равновесие, схватился за спинку своего резного кресла.
– Что это?! – хрипел он. – Людочка, вызовите «Скорую»! Господи, что с вами! Вам плохо? Ничего, я сам… Алло! Это «Скорая»? Приезжайте… (он назвал адрес). Что? Не знаю… Сердце… и голова кружится… Хорошо… Людочка! Вы меня слышите? Где вы, Людочка?!
Но медсестра уже не слышала его крика. Насмерть перепуганная, она стремглав неслась вниз по лестнице, схватив в охапку жакет и сумочку. Только бы ноги унести! Но что могло случиться? Они же с Жоховым предусмотрели и рассчитали все до мелочей! Тогда что же свело на нет их расчеты? Не иначе как заклятие, лежащее на том поясе! Что же еще?!
Приехавшая «Скорая» обнаружила Ефимовского лежащим без сознания на лестничной площадке. Той же ночью он умер в реанимационном отделении городской больницы, так и не придя в себя.
А спустя полгода после похорон старого антиквара в подъезд дома, где он жил, вошла троюродная племянница покойного – Анна Витальевна Завьялова, старая дева-пенсионерка, которой, согласно завещанию Ефимовского, досталась его квартира. Наследницу сопровождал молодой, чрезвычайно любезный и предупредительный человек, называвший себя давним знакомым и учеником Ефимовского. Как, вероятно, уже догадался читатель, это был не кто иной, как Жох.
– А не могли бы вы, Анна Витальевна, уступить мне кое-какие вещи Якова Ивановича? – интересовался он, поднимаясь вместе с ней по крутой, пропахшей кошками лестнице. – Конечно, эти вещи, как говорится, ломаного гроша не стоят. Но для меня они дороги как память о моем незабвенном учителе.