Но говорить с ней на эту тему было совершенно бессмысленно. Если уж бабушка что себе решит, ее не переубедить. Так что я лишь тяжело вздыхала… А сама отнюдь не была уверена, что он вообще придет…
Я не ответила ему на его последнее сообщение. Не смогла. Помню, как с дико бьющимся в груди сердцем захлопнула ноутбук и отбежала от него, словно ошпаренная кипятком. Я не знала, что на такое писать. Не знала, как реагировать. Светке не стала об этом рассказывать- ни о моей фотографии, отправленной Демиду, ни о нашей последующей переписке. Она бы точно посмеялась надо мной и моей реакцией…
Демид больше не писал. С того времени прошли две недели- а от него тишина… Началась учеба. Сознательно ушла в нее с головой, погружаясь в новые предметы и подстраиваясь под новое расписание. Но беспокойство о том, что как-то все неправильно у нас оборвалось, все-таки проступило наружу.
Я винила себя. Снова и снова. Сначала за то, что поддалась нелепому порыву и отправила это дурацкое фото. Потом за то, что растерялась и не нашлась, что написать ему в ответ… Почему он пропал? Почему за две недели- ни слова… А я? Сколько десятков раз я открывала нашу переписку, чтобы настрочить хотя бы односложное «привет», но стоило подушечкам пальцев коснуться клавиатуры, внутри все вставало дыбом, как мокрое белье на морозе.
«Все-таки я некрасивая и нет во мне ничего, а он просто посмеялся надо мной…»-думала я снова и снова, всматриваясь в свое отражение в зеркале. В одежде, в пижаме, спустив пижаму до талии… Да, я впервые в жизни так внимательно и критично рассматривала себя, пыталась найти в себе женщину или ее зачатки, понять, как тому учат в мудрых женских романах, в чем мои сильные стороны, а в чем недостатки, которые следует прятать…
Грудь обычная- не большая и не маленькая. Такая, как у большинства девушек. Ключица острая, бабушка вообще говорит, что я худая. Кожа бледная. Губы слишком большие и пухлые на фоне тонкого носа. Глаза- не знаю… Люди по-разному реагировали на мои глаза. Они от природы были какими-то странными, изменчивыми. В школе меня даже за это ведьмой дразнили, а я очень обижалась. То серо-лазурные с желтоватыми вкраплениями, то иссини-голубые с мерцанием, в зависимости от освещения. Дедушка восхищался моими глазами. Бабушка лишь пожимала плечами. У мамы глаза были карими. Значит, мои от отца. А она все не любила, что во мне было от отца…
–Надо тебе почаще ходить с распущенными волосами, преображаешься,– сказала мне первого сентября Светка в туалете университета в перерыве между парами, оглядывая меня критически,– еще бы мелирование сделать. Хочешь, в салон к матери запишу?
–Нет, спасибо,– поспешила отнекаться я,– не нужно никакого мелирования…
Подруга лишь хмыкнула.
–А зря…