Притча о блудном сыне, упоминаемая в самом тексте «Робинзона Крузо», является как сюжетной, так и композиционной моделью этого романа. Но также и семантическим кодом. Авантюрная составляющая сюжета развертывается соответственно самому понятию «блудный» (от «блуждать», странствовать). При этом, конечно, здесь присутствует и назидательный момент: блудный – заблуждающийся, заблудившийся, идущий по ложному пути. В английском выражении (the prodigal son) акцент сделан на моменте траты, расточительства. Все эти смысловые нюансы содержит евангельская притча. Страсть героя Дефо к морю, мечта его о путешествиях репрезентирует стремление к свободе, независимости, открытости горизонта, изобилию возможностей, сопряженными с непредсказуемостью, зыбкостью существования. Ведь евангельский рассказ затрагивает, кроме всего прочего, тему свободы: в самом требовании части наследства младший сын не просто отделяется от семьи, но и стремится сам распоряжаться своей долей (частью и участью). При этом – наоборот – как раз уже распахнутый мир путешествия начинает распоряжаться человеком и вмешиваться в его планы, как обычно и происходит в авантюрном романе.
Проповедь отца Робинзона о середине в начале произведения описывается ретроспективно – с позиции прошлой его правоты: время рассказываемых событий и время рассказывания разделены как юность и зрелость, что обнаруживает архетип преображающего испытания, как и в евангельской истории, на которую ссылается герой: «like a true repenting prodigal…» (I глава). Все повествование вообще выдержано в назидательном духе сбывающегося отеческого пророчества, и сами переживаемые бедствия даны как знамения, пробуждающие совесть – вместе со страхом. С нравоучительной ретроспективной точки зрения выявляется польза страданий: бедствия отрезвляют и, главное, напоминают о правоте отца, а как только страдания заканчиваются – совесть в очередной раз побеждена. Уже на острове мысли о боге у героя появляются лишь во время каких-то невзгод: землетрясение, болезнь (глава VI). По художественной воле произведения Робинзон попадает на необитаемый остров в качестве педагогической экзекуции – для осознания (героем и читателем) ценности дома, устроение которого посреди натуральной бесприютности оказывается единственным средством выживания.
Введение в повествование точки зрения резонера (повзрослевшего Робинзона) – признания правоты отца – композиционно выстраивает возвращение блудного сына. Дневник же – голос из самого прошлого, не совпадающий с голосом пожилого рассказчика. Внешне дневник дублирует рассказанное ретроспективно, однако он привносит интонацию непосредственного присутствия, свершения здесь и сейчас, неизвестность и рискованность будущего. В дневнике дан открытый горизонт, соответствующий сознанию еще молодого человека, в воспоминаниях – закрытый. Это горизонт подведения итогов жизни. Читатель поочередно ставится автором на позицию героя как непосредственного участника событий (в рассказе от первого лица,