Невидимый глава клана якудзы хмыкнул в невидимый микрофон.
– И какие же гарантии вас устроят?
– Ваше слово, – сказал я. – Я слышал, что для якудза главное – не потерять лицо, нарушив обещание. Так что слова будет достаточно.
– Договорились, – произнес кумитё.
Микрофон щелкнул, связь прервалась. М-да… Кажется, меня только что записали в наемники. Ладно, задание вроде не очень сложное. Мне по Зонам шататься не впервой, вправлять мозги негодяям, обижающим гражданских, – тоже. Думаю, справлюсь.
Эх, знал бы я заранее, куда иду и с чем мне придется столкнуться в ближайшем будущем, самоуверенности у меня значительно поубавилось бы…
Одна из стен белой комнаты, обильно политой чужой кровью, бесшумно ушла вниз. За ней оказалась лифтовая кабина с услужливо распахнутыми дверями. Намек был понятен.
Я бросил окровавленный боевой серп и направился в кабину, отделанную лаковым деревом, сверкающую зеркальным полом и, наверно, все-таки с золотыми поручнями. Перед тем как в нее зайти, машинально вытер берцы о белый ковролин комнаты – он все равно весь в кровище, а кабина стерильная, потому мозг команду выдал: вытри подошвы, чтобы пол не запачкать.
Помогло не очень, на стекле остались рифленые следы цвета давленой вишни. Стараясь не топтаться, я посмотрел вниз.
Лифт был явно другой, не такой, что меня сюда привез, и я оценил стремительный спуск вниз и мелькание множества лифтовых створок. При этом мне показалось, что по некоторым из них словно широкой алой кистью прошлись. То ли растерли кого-то между лифтом и этими створками, то ли мне правда почудилось – слишком уж быстрым было движение.
В пустынном вестибюле два охранника с поклонами проводили меня до выхода – причем я отметил глубину поклонов: секьюрити аж руками в колени уперлись, чтобы пополам не сложиться. Зауважали, что ли, после того, как я в одиночку четырех их бойцов уложил[4]?
А снаружи, кстати, ничего не поменялось. Та же ночь, те же избыточные огни реклам вдоль улиц, тот же спертый, влажный воздух другой страны. И тот же длинный черный автомобиль, который, как я понимаю, должен был доставить меня к очередному кордону очередной Зоны.
Позади меня раздались еле слышные шаги и шелест вращающейся бронированной двери.
Я обернулся.
Это был Виктор Савельев. Лицо – как посмертная маска, которой кто-то ради глупой шутки нарисовал глаза. Таким неестественно-бледным я его не видел никогда и первым делом подумал – обманули Японца нехорошие якудзы.
– Что с дочерью? – вырвалось у меня.
Неживые глаза безучастно повернулись в орбитах.
– Она жива, – протолкнулись равнодушные слова сквозь мраморно-бледные губы. – И теперь у нее свой Путь.
– Зашибись, –