– Ты что ж, дурья башка? Плавать вздумал? – Кеша ворчал, а сам ловко освобождал из сетей теплое существо.
Пленник долго бился и запутался в снасти основательно. Сначала на свободе оказалась голова с длинными мокрыми волосами, руки, туловище, округлые ноги. Его ладонь невольно задела что-то округлое, с набухшим узелком на вершине.
– Баба, – не сдержал выдоха.
Утопленница безвольно обвисла на руках и не подавала голоса, пока он быстро греб к берегу, тащил ее домой под громкий лай Куцего, укутывал срам в мягкую тряпицу. Лучина бросала тени на мокрые волосы женщины, закрытые глаза, тонкие пальцы.
– И как ты в сети попала? – Иннокентий сел на колченогий стул у лавки и недоуменно всматривался в свою находку.
Что-то странное было в этой черноволосой женщине… Откуда взялась здесь, на пустынном берегу? Как Иннокентий ни силился разобраться, ничего путного в голову не приходило.
Утро ворвалось в избу с нахальным криком петуха и первыми лучами солнца. Иннокентий так и уснул, упав на лавку, скукожившись, как мышь в норе.
Постель пустовала. Лишь мокрое пятно на перине напоминало о странной находке.
Иннокентий ополоснул чумные глаза, покрутил головой. Пропала, шалая девка! Пес носился по двору, радовался свободе – хозяин не стал ночью возиться, сажать его на цепь, пожалел олуха.
– Где она? – спросил у пса Иннокентий и хмыкнул.
Впервые за много лет мелькнула в голове шалая мысль: бабу надо, хозяйку. Мелькнула и исчезла за повседневными хлопотами.
***
Поздним вечером, сидя у коптильни, Иннокентий вспоминал вчерашние злоключения. Солнце лизало байкальскую воду, нехотя уплывало за горизонт, а тепло уходить не спешило.
Мужчина вытащил кисет и взял понюшку табака. Из задумчивости его вывел громкий плеск воды. Над поверхностью озера появилась точка и росла, увеличивалась. Увидел Иннокентий женщину с черными волосами. Голая, бесстыжая, она приближалась, а он глядел, не мигая, не смея отвести взгляд. Женщина встала напротив него, медово улыбнулась.
– Ты… оденься… – Иннокентий стащил рубаху и протянул черноволосой.
– Зачем? – У нее оказался высокий голос.
– Ты что ж, дикарка?
– Дика-а-арка, – повторила она.
Иннокентий со стыдом ощутил, как тело отозвалось сладкой болью на обычное слово, сказанное черноволосой:
– Давай.
Длинная рубаха закрыла смуглое тело, и он облегченно вздохнул.
– Спасибо тебе. Если б не ты, навечно в сетях бы запуталась. – Она крутилась вокруг Кеши в каком-то чудном танце.
– Ты что ж там делала?
– Я у берега…
– Где живешь?
– Там, – махнула рукой.
Иннокентий вглядывался