Женщин совсем мало, я покосился на приунывшего Фицроя, что-то Дронтария выглядит милитаризованной не меньше Уламрии, все суровые и напряженные.
Со стороны главного корпуса, куда мы направляемся, раздался дикий крик, полный муки и невыносимой боли.
Наш провожатый помрачнел, а я спросил невольно:
– Я думал, пыточные везде в подвалах…
– Здесь юг, – заметил Фицрой с неодобрением. – У них все не как у людей.
Офицер помрачнел, процедил сквозь зубы:
– Его величество предпочел бы пытки.
Крик раздался снова, страшный, нечеловечески мучительный, словно от дикой боли душа стремится расстаться с телом, но то никак ее не отпускает.
Я переспросил:
– Король пытает лично?..
– Король никого не пытает, – отрубил он.
Вид у него был такой, что я спросил невольно:
– Не понял… это король?
Он ответил хмуро:
– Да.
– Что с ним?
– Болен, – отрубил он. – Уже давно. И ему все хуже и хуже. Лекари говорят, осталось несколько дней. А то и часов.
Я покосился по сторонам.
– То-то столько повозок, украшенных золотом. Съехались все претенденты на трон?.. Это понятно. И понятно, почему почти нет женщн.
Он протянул руку, преграждая нам путь.
– Не сюда. Я проведу коротким путем.
Глава 11
Коротким этот путь не показался, совсем наоборот, нас с Фицроем довольно долго вели тесными коридорами, в одной из комнат велели оставить все оружие, так принято, ничего личного.
Дикий крик раздался совсем близко, за дверью, возле которой застыли стражи, несколько слуг и какие-то королевские советники с очень скорбными лицами.
Офицер сказал шепотом:
– Когда у его величества эти боли, крики слышны на половину города… Женщины плачут от сочувствия.
Я кивнул, я не женщина, да и не мой это король, а всех жалеть – язву желудка заработать, а демократ прежде всего должен беречь и жалеть себя, а также восхищаться собой и любоваться, это продлевает жизнь и повышает ее статусность.
– Грустно, – сказал я, – да, грустно. Но вы уверены…
Он ответил нехотя:
– Его величество не прекращает быть королем. И велит докладывать обо всем, что происходит в королевстве. Но все же, глерд, хотя от королевы Орландии с пустяком не пришлют человека, все же пощадите короля и не задерживайтесь у него ни на минуту.
Я ответил с содроганием плеч:
– Глерд, я сам не выношу даже вида больных! Передам послание и сразу же смоюсь.
Он посмотрел на меня со странной смесью укора и благодарности.
– Да, глерд… это было бы… да.
– Фицрой, – сказал я, – побудь здесь, постереги оружие. А то кто знает, что тут за порядки.
Он ответил с готовностью:
– Да-да, ты прав. Рожи