других составляющих, но, как их получить, ведьма уже знала. Надсмотрщица исправно посещала камеру дважды в день, открывала и закрывала окно, приносила миску с кашей и краюху хлеба, задерживаясь лишь для того, чтобы услышать желание пленницы поговорить с самим Ламунаром. На этот случай охране были даны жесточайшие инструкции: сразу отправить голубя в Ротвойль. Но Лайла сидела на своём матрасике свернувшись и всеми силами старалась не смотреть в сторону тюремщицы, чтобы не выдать себя случайно блестящими глазами и ставшим уверенным взглядом. Когда утром надсмотрщица удалилась, цыганка, стоя у решётки, набросала крошек на подоконник и, усевшись у себя в уголке, принялась ожидать крылатых гостей. Она, конечно, желала залучить ворона, сил на это имелось в избытке, необходимо было только небольшое расстояние. Но на прикормку прилетали в основном воробьи и прочая суетливая мелочь. Они бодро подъедали крошки, поэтому цыганке пришлось несколько раз подбрасывать приманку, пока у неё в руках не остался совсем небольшой кусочек. Опыта в ловле птиц у Лайлы не было вообще, и она подумала, что наилучший совет в этом деле ей мог бы дать Мошон. Она даже рассмеялась, представив, как рисовальщик объясняет ей, как приманить ворона, но тут же осеклась. Интересная мысль возникла в её голове. Ведьма надкусила себе руку и, размочив в собственной крови оставшийся кусочек хлеба, удачно кинула его на подоконник. Она не успела отойти к себе в угол, как послышался шорох крыльев и на подоконник сел красавец – большой чёрный ворон. Он весь блестел, словно намазанный маслом. Птица сделала небольшой шажок, схватила кровавый кусочек и, запрокинув голову, проглотила его. Лайла, пристально вглядываясь в глаза птицы, шептала заклинание. Она уже протянула руку сквозь прутья решётки, но птица недоверчиво сделала шаг назад. Цыганка медленно убрала руку и продолжала шептать, вглядываясь в чёрные бусинки глаз мудрой птицы. И в тот момент, когда Лайле показалось, что её сознание начинает сливаться с сознанием птицы и что вот-вот она полностью подчинит своей твёрдой воле свободную птичью душу, ворон повернулся и вылетел в окно. Такой вспышки гнева Лайла не испытывала давно. Вцепившись зубами в решётку, она зарычала, сокрушая зубы о холодное железо. Несколько раз дёрнув руками неприступные прутья, она повалилась на мгновенно опротивевший матрасик и, сильно сжав кулаки и ноги, постаралась заглушить свой гнев. «Не получилось с первого раза, значит, обязательно получится в следующий раз», – решила она. Правда, времени у неё было совсем в обрез. Когда Ламунару надоест ждать её согласия расстаться с книгой, ведомо одному лишь Ламунару. И в любой момент её могут перевести из этой комфортабельной комнаты в куда менее приятные подземелья, или куда ещё поглубже или повыше. Внезапно раздалось хлопанье крыльев, и в комнату влетел ворон. Деловито склонив голову на бок, он осмотрелся и по-деловому зашёл прямо в клетку. Подойдя к лежащей на матрасике Лайле, он остановился и принялся всматриваться в не отводящую свой взгляд ведьму.
Не прошло и часа, как они стали друзьями.
