– Видишь, сколько всего мы создали, друг? – спросил он Павла.
– Вижу.
– И большинство из того, что мы видим непригодно для людей. Для жизни в целом непригодно. Вселенная – это место не для жизни, а для наших бесплодных попыток доказать самим себе, что мы управляем судьбой, когда сами же и стали её заложниками. Мне не нужно разрешение для того, чтобы создать разумную жизнь. И эта планета станет колыбелью моего триумфа. Я докажу всем вам, что наши взгляды ошибочны. Что порядок прекрасен своим внутренним беспорядком, или, лучше сказать, неоднородностью.
На небе жирную светящуюся полосу прочертил Млечный Путь. Люди назвали его так из сравнения с пролитым молоком. Прекрасное сравнение! У Безымянного вовсю болела душа за этот вид. Люди действительно являлись первыми, кто мог потягаться со своими прародителями. Конечно при условии, что они будут к этому стремиться. А они будут. Интуиция никогда не обманывала Безымянного.
– Это бесполезно, – всё бубнил Павел. – Они уже делают из тебя божество. Мы не должны служить для них идеалом. Ты просто тешешь своё самолюбие. А говоришь, что не вмешиваешься в их жизнь.
– Им нужен был какой-то простой регулятор жизни. Как тебе нужны эти правила создания мёртвых творений. А на счёт самолюбия… Мы все этим занимаемся, только с разными целями.
Павел закатил глаза. Разговор не нёс никакой пользы, и он осознавал это яснее и яснее. Но в глубине души надеялся на то, что его друг вернётся с ним назад.
– На самом деле я не уверен, что они смогут пройти все испытания. Но я все же верю в них. Как же иначе? Моя надежда доживёт до скончания времён. Они в состоянии доказать, что все наше видение жизни ложно, – договорил Безымянный и замолчал.
Ночь опустилась, творя вокруг волшебство. Свет звёзд, заполонивших небосвод, мягко освещал верхушки деревьев, изрезанную поверхность скал, бегущую в русле воду, искрясь в ней. Редкие ночные птицы давали о себе знать короткими сигналами в практически абсолютной тишине. Воздух, такой лёгкий и свежий, проникал в каждую клетку тела и дарил ощущение свободы и несерьёзности. Павел чувствовал это. В очередной раз он подивился тому, насколько органичным вышел этот мир.
– Как ты назвал планету? – спросил он, и вопрос разошёлся по окрестностям неспешными кругами по воздуху, какие оставляют после себя камни на воде.
– Земля, – прошептал Безымянный. – Земля означает надежду.
– Надежда всё равно ведёт к смерти, – заметил Павел.
– Смерть – это шаг к бессмертию.
После они долго молчали. Павел вглядывался в темноту ночи, не похожую на ту тьму, что заполняет собой космос. Его мрак всегда бледен и безжизненен. Он пробирал холодом настолько, на сколько ему позволяли законы устройства мира. Темнота же ночи, как не странно, имела особенный свет, сияние. Она как будто наполнялась смыслом. И её можно было ощутить физически, потрогать рукой. Подобные чувства давно не