Лавана. Иаков не воспринимал себя как участника и, тем более, причину разворачивающейся перед ним трагедии, все мысли были с Рахелью, его единственной и желанной женщиной в этой незнакомой стране. Если бы он смог хотя бы попытаться вникнуть в суть просьб этой совсем незнакомой ему девушки, его бы охватило чувство недоумения. Как мог незнакомый путник, не обменявшийся ни словом, ни взглядом с невзрачной девушкой, вызвать у той такую бурю эмоций? Для него, привыкшего находиться в центре внимания рядом с матерью, все происходящее было не более, чем досадный инцидент. Иаков вспомнил мать, вспомнил ее теплые руки, обнимавшие голову маленького мальчика, вспомнил рассказы о праве первенца, предсказания прекрасного будущего повзрослевшему мужчине. И сейчас, когда он встретил ее, словно помолодевшую Ревеку, прекрасную желанную Рахель, ему дела не было до разворачивающегося перед ним зрелища. Рахель на самом деле своим округлым жизнерадостным лицом с нежными пухлыми щеками, к которым невольно хотелось прикоснуться и ласкать, с пухлыми губами, просящими поцелуя, с большими черными глазами, в которых тянуло утонуть, походила на сестру Лавана. Именно поэтому она и была любимицей отца, не имевшего сил забыть давно уехавшую единственную сестру, и души не чаявшего в ее возрождении в младшей дочери.
