Мое сердце начинает колотиться в груди.
Я была здесь двадцать четыре года назад. Слишком маленькая, чтобы помнить, но я была здесь, и с тех пор бесчисленное количество раз представляла себе этот момент.
Невысокий коренастый парень во флуоресцентном жилете небрежно взмахивает оранжевой палочкой, указывая Джоне на место в конце линии из шести самолетов.
Перед нами – четыре ряда таких. За ними еще два.
Все они больше, чем тот, в котором мы находимся, отмечаю я.
Мне хочется спросить: «Это все самолеты моего отца? В какой части аэропорта мы находимся? А эта коллекция разноцветных строений, похожих на склады, на самом деле городской аэропорт? Сколько людей здесь работает?», но очевидно, что Джона не хочет просвещать меня в чем-либо, поэтому я прикусываю язык. Я могу спросить Агнес. Я предполагаю, что с ней будет приятнее общаться.
Или я могу спросить своего отца, с которым скоро встречусь.
Меня охватывает внезапное желание пописать.
Не успев заглушить двигатель, Джона уже снимает гарнитуру, открывает дверь и выпрыгивает с удивительной ловкостью.
Я остаюсь еще некоторое время, наслаждаясь бодрящим прохладным ветерком, который проносится по моему лицу и действует словно бальзам на мой бурчащий желудок.
– Давай, пошли! – рявкает Джона.
Я почти избавилась от необходимости иметь с ним дело, напоминаю я себе, соскальзывая со своего места.
Я замираю в дверях самолета, чтобы оценить расстояние до земли, пытаясь понять, как мне спрыгнуть отсюда на своих высоких танкетках, удержав при этом сумочку на плече и шляпу на голове и не упав лицом вниз или не подвернув лодыжку. Мне следовало сменить обувь, когда я рылась в чемодане в поисках самого необходимого.
Без единого слова предупреждения Джона хватает меня за талию своими огромными руками и спускает вниз, словно я совсем ничего не вешу, вызывая мой удивленный взвизг. Поставив меня на землю, он ныряет обратно в самолет, чтобы достать нейлоновую сумку, спрятанную за сиденьем. Он бесцеремонно бросает ее к моим ногам, как если бы выбрасывал мусор на обочину. Сумка приземляется в лужу.
– Вот. Теперь блюй сколько хочешь.
В мою пустую руку он всовывает пластиковый пакет.
Я смотрю на его лицо – все еще скрытое маской из грязных волос, солнцезащитных очков и бейсбольной кепки, натянутой низко, несмотря на отсутствие солнца. Как долго он выращивал этот куст? Годы? Длинные, жилистые волосы торчат во все стороны. Гарантирую, что он никогда не видел ножниц или расчески. Никогда.
Мое искаженное гримасой отвращения лицо смотрит на меня из отражения его линз, и слова мамы о том, что я влюблюсь в пилота, внезапно настигают меня.
Я начинаю хохотать. Неужели Джона – тот самый «небесный ковбой»?
Как будто я когда-нибудь влюблюсь в этого парня.
Кожа между нижней частью авиационных очков Джоны и верхней частью его неухоженной бороды краснеет.
– Что