Тысяча шагов до смерти. Повесть. Жан Эс Эйч

неумолимый, мстительный. Старики рассказывали две легенды о происхождении народа. Одна говорила, что все они прямые потомки божественного Кира, щедро отдающего наложницам свое семя. Другая связывала зарождение народа с библейской историей. Будто бы произошли они от одного из «колен израилевых». Защитники второй версии указывали, что имя командующего конницей царя Давида было Ушдуш, также называлась и неприступная горная гряда на юго-востоке страны. Возможно, имеют право на жизнь обе легенды, ведь народ той страны – это больше двухсот племен – кланов. И какая семья пришла откуда, теперь уже невозможно установить доподлинно. Но если власть оказывалась у одного клана, то и вся верхушка принадлежала тому же клану. Переход же власти к другому клану, всегда насильственный, через большую кровь, означал и полную замену не только высших чиновников и военных, но и часто перемену внешнеполитического курса страны.

      Глава 2

      Али пошел в сторону штаба Южной армии. Те, кто жили в этом доме раньше, ушли к родственникам в другой кишлак. По своей ли воле, а может, и по принуждению, но жители этой горной деревни помогали повстанцам, называющим себя «Воинство Аллаха».

      Ветхое строение мало чем отличалось от себе подобных. Сложенный из саманных блоков, представляющих из себя смесь глины и соломы с коровьим навозом, побеленный некогда гашеной известью, дом давно превратился в нечто серое, приземистое, с парой небольших окон, над которыми нависали деревянные ставни с длинным железным ободом и железным крюком и ветхой входной дверью. За невысоким плетнем стоял столб, от которого в разные стороны, провисая, тянулись провода, на проводах мирно сидели, чирикая, воробьи. Их серый унылый окрас выглядел как армейский камуфляж и вполне соответствовал обстановке армейской базы. Колодец находился в непосредственной близости от входной двери, и это указывало на то, что дом некогда строили по месторасположению колодца, поближе к воде.

      Метрах в семи от колодца и входной двери находился туалет, сколоченный из потускневших досок. Этим элегантным словом называть то убогое сооружение с прорезанной дыркой, конечно, неправильно. Возле дощатого сортира (так все-таки вернее!) стоял медный кувшин с бирюзовыми вставками – кумган. В такой кувшин вполне можно бы запечатать джинна на три тысячи лет, чтобы он потом выполнял желания какого-нибудь будущего Аладдина. Но это только в арабских сказках, а в реальности водой из такого сосуда подмываются в Азии и стар, и млад, и мужчины, и женщины после отправления естественных нужд. Такой кувшин вполне мог бы стоять в витрине антикварной лавки где-нибудь в Амстердаме или в Париже, и кое-кто, возможно, подумал бы, что из этого вместилища, украшенного камнями, хорошо бы испить молодого вина. Вот что значит, не зная культуры народа, примеривать эту культуру на свой лад. Что уж говорить о большем? Вот, например, левой рукой здесь ничего не дают и не принимают, потому что ею традиционно пользуются все в том же сортире. Левой рукой не берут пищу, по той же самой причине.

      Люди