Хельга постучалась, догадываясь, что Фолкберг её так просто не выпустит. Никак не выдавая своего участия, он будто перестал существовать для этого мира, но, несомненно, всё ещё наблюдал за комнатой через камеру. Мантисс смирилась с временным заточением и зашагала вдоль стен. Всё так же молча. Манекен не поворачивал в её сторону голову и никак не следил. Прорезь для рта у Маски находилась в нейтральном положении.
Прошли почти двадцать минут.
– Третья книга отвратительна.
Хельга поглядела на МС, чей скрипучий голос только что почти заставил её вздрогнуть. Поразительно, а ведь она уже успела испугаться, что его первые слова будут натянуто-вежливыми или приторными до зубовного скрежета. Мало ли, насколько послушным его сделала лантановая терапия. Мантисс упала бы в обморок, заговори МС с ней в манере английского джентльмена. Это было бы чересчур.
Услышать критику от того, кто привык указывать на недостатки, было как-то мазохистски приятно. Хельга сразу поняла, что объект имеет в виду.
– Не спорю, – согласилась она.
И опять их поглотило безмолвие. Мантисс нарезала ещё несколько кругов по периметру и вернулась к столу, чтобы налить воды. Лишь после глотка её озарило, что тема себя не исчерпала и ей в самом деле интересно, откуда МС знает про книги.
– Ты их все читал?
Тишина. Хельга не так сильно хотела получить ответ, поэтому не настаивала. МС не запрещали знакомиться с находившейся в открытом доступе литературой – так повелось, ещё когда руководителем был Стив Амберс. Мантисс сомневалась, что Фолкберг с его «кнуто-пряничным» подходом что-то изменил, поэтому МС мог читать работы за авторством Хельги.
– Это всё очень неловко, – честно высказалась гостья. Их затянувшееся молчание всё больше разъедало её. Оно было слишком неправильным. МС и раньше впадал в меланхоличность, но на краткий срок. Поболтать объект любил, особенно о личностях собеседников.
А ещё чем дольше они ни о чём не говорили, тем чаще Хельга вспоминала свою злость на МС. Мантисс честно выдержала мучительные двадцать минут, во время которых почти не думала о событии, из-за которого она и объект впредь никогда не смогут нормально общаться. Навязчивый образ Уильяма Траумериха всё неумолимей встревал в череду мыслей. Пять лет не затушили обиду и недоумение, с которым Хельга думала о поступке МС. Она могла бы поговорить с ним об этом, но её тошнило от одного представления.
Ещё десяток минут, и Мантисс