Мама среди нас троих, пожалуй, самая красивая. Красивая даже сейчас, в тридцать девять, и абсолютно не выглядящая на свой возраст. У неё тонкие, будто высеченные из мрамора черты лица, ровная белая кожа, аккуратный чуть вздёрнутый нос и чётко очерченные бледно-розовые губы. Мама худая, настолько худая, что от меня и половины не будет. Сколько я себя помню, она всегда была такой. Ела мало, курила много и постоянно изводила себя физическими упражнениями.
Много лет назад, ещё в школе, мама хотела быть не то певицей, не то актрисой. И вроде как у неё даже получилось поступить в институт культуры, но там она встретила моего отца и забеременела. Видимо, эта беременность и отклонила её жизнь от положенного курса и привела туда, где она находилась теперь. Ни певицей, ни актрисой мама так и не стала. Работала то там, то сям и, в конце концов, остановилась на обычной профессии парикмахера. Теперь она ежемесячно красит свои волосы в белый, а бабушкины − в каштановый, хотя я и не совсем понимаю зачем. У мамы и без того от природы очень красивый светло-русый оттенок, да и седина вроде как пока не вышла…
– Ну как дела, Света-конфета? – Бабушка отрезала мне новый кусок разборника и положила на блюдце к недоеденному старому.
Я пожала плечами.
– Как обычно. Ничего нового. Учёба, задания, контрольные, Николай Андреевич.
– С хозяином квартиры нормально уживаетесь?
Я кивнула и сделала большой глоток из кружки. Чай был насыщенного янтарного оттенка и приятно согревал после холодной улицы.
Мама вышла из комнаты только минут через пятнадцать, привычно тонкая, словно веретено, и бледная точно смерть. За последние полтора месяца мы не говорили ни разу: ни по телефону, ни с помощью сообщений, и я опять схватилась за кружку лишь бы не смотреть ей в глаза и, желая оттянуть момент начала разговора как можно дальше.
– Как учёба? – спросила она, наливая себе чай, и я заметила, насколько огрубел её голос за те шесть недель, что мы не виделись.
– Хорошо.
– У тебя всегда хорошо, – отрезала она, – а потом без стипендии оказываешься.
В груди начал закипать гнев, и я схватилась за кусок разборника, как за спасательный круг.
– У нас было-то всего две сессии, и первую я сдала на «хорошо» и «отлично», а во вторую с одним-единственным билетом не повезло.
– Учить надо лучше, тогда с везением проблем не будет.
Поставив чашку на стол, мама села напротив меня. Я отвернулась, разглядывая дождевые тучи за окном. В кухне звенела тишина, и бабушка прикладывала максимум усилий, чтобы наша с мамой словесная перепалка не превратилась в очередной громкий скандал.
– Ой, Света-конфета, погляди, какой я себе берет связала, а тебе новый шарф под пуховик.
И, принеся из прихожей аккуратный свёрток, бабушка развернула передо мной новую вязку. Шарф был белым, а берет − сиреневым, что тут же навело меня на мысли