Через пять минут ворота широко распахнулись, и стража начала пропускать в город пеших и повозных. Посидев в тенёчке ещё с час, мы в числе последних направились к воротам. Но, едва приблизились, как в проходе появилась жидкая стенка из щитов и копий стражников во главе с бородатым десятником.
– Придётся кое-кому холку намылить, – вздохнул Ворон.
– Тогда лучше сразу разворачиваться и топать прямиком в пустыню, – проворчал Лунь, – ибо будут тут нас прессовать всем городом не по-детски. А нам это надо?
– Стоп, братцы, – встрял я, – разберусь сам, вы держитесь позади и не встревайте.
«Фил». «Слушаю, командир». «Поставь защиту в паре метров от моего туловища. Пассивненькую такую защиту. Пусть лоб расшибут, и не дай боже пострадают». «Сделаю. Что-то ещё?». «Пусть после каждого их удара в защиту у них в головах гудит словно колокол на пасху». «Есть. Что-то ещё? Если нет, то иди, разбирайся с местными вояками».
Не доходя пяток метров до ворот, я остановился, разглядывая набычившихся стражников:
– Почему путь закрыли?
– Вам в город хода нет, – оскалился десятник.
– Это кто же так решил?
– Здесь я решаю, и вам не пройти.
– А, если пройду, то что?
– Копья под рёбра, вот что, – прорычал обиженный гордец.
– Ну, тогда я пошёл, – и шагнул им навстречу.
– Взять его! – истерично завопил десятник и храбро отступил за стенку щитов.
Весьма нерешительно стражники взяли меня в полукольцо и нацелили бронзовые наконечники. Желая их подбодрить, я показал им обе пустые ладони. Четверо из них расхрабрились, ткнули копьями и тут же схватились за головы, побросав и щиты, и оружие. Ничего не понимающие остальные стражи с криком бросились на меня, и тут же, отлетев как кегли, тоже схватились за головы. Перепуганный до смерти десятник дико заорал:
– Тревога!! Нападение!! Закрыть ворота!!
– Кому закрывать то, болезный? Вон они все на земле отдыхают, – проговорил я, приближаясь к крикуну.
– Что тут происходит? – на гнедом коне в сопровождении пары пеших воинов к воротам подъехал благородный господин в шикарной синей тунике, красном хитоне и белой чалме. Унизанные перстнями пальцы и золотая пектораль говорили о высоком положении в здешнем обществе, а острые опасные глаза – о серьёзном противнике.
– Вот они… оскорбили… потом этот попытался ворваться…, – залепетал десятник.
– О ком ты говоришь? Я пока вижу одного человека без оружия и брони.
– Это он… моих воинов… на землю… – продолжил нести пургу привратник.
– Да, ты, десятник, совсем разум потерял. Что за глупость ты несёшь? Пошёл вон! – разозлившийся всадник пнул придурка ногой в богатой расшитой узорами туфле, и опозоренный вояка смиренно слинял. – А ты, путник, подойди. Кто ты, и что тут произошло? – он пристально вглядывался в меня.
– Мир тебе, абараку.