Помимо громадных секвой за городом и хвойных деревьев с толстыми стволами тёмно-бурого цвета, встречавшихся на улицах чаще, чем первые, росли и реденькие дубки. Обычно их сажали и выращивали старики, желающие создать некое разнообразие, среди вечнозелёных королей, чьи макушки гордо смотрели вверх.
Я очень удивился, когда лёгким дуновением ветра ко мне принесло запоздалый листочек. Видимо он совсем недавно оторвался от ветки дуба и летел до тех пор, пока не повстречался со мной. Я посмотрел на жёлтого приятеля и понял, что нас что-то сближает. Такой же одинокий, как и я в эти моменты. Он летел в свободную даль без возможности остановиться, замёрзший и оставленный всеми, и рядом с ним лишь он и его мысли.
Вскоре всю улицу занесло снежным покровом. Озябший, я вернулся домой, стряхивая с волос почти растаявший снег.
– Надо же, как погода быстро испортилась – мама встретила меня на пороге. На её лице больше не было печали: слёзы высохли, а сама она старалась улыбаться.
– Бабушка ушла? – я снял обувь.
– Недавно – мама поправила тёмные волосы.
Вспоминая слова Шарлин, я не стал поторапливать маму рассказывать всё здесь и сразу. Нужно немного подождать, и тогда Сандра сама объяснит ход вещей. Признаться, честно, моя голова гудела от всяких разных неприятных домыслов, но я старался отбрасывать их. Они ни в коем случае не должны были терзать меня всю ночь, но почему я уснул лишь под утро?
Тусклые лучи пробивались через полупрозрачные белые шторы, создавая тень от хамедореи в горшочке, стоявшей на подоконнике. Тёмный силуэт, на фоне бледно-золотистого света чётко вырисовывал длинные листики. Эта картина запечатлелась на подвижной дверце высокого шкафа, и я всё смотрел на неё, пока наконец-то не решил встать. Будильник прозвенел минут десять назад. Идти никуда не хотелось. Только чувство болота внутри заставило меня подняться, ведь мне уже давно стало известно: когда тебя убивает изнутри, не вздумай стоять на месте.
За окном слышалась приятная музыка, перемешанная со звуком газонокосилки. Удивительно, мой сосед, как по расписанию вставал через каждые три дня и чем-то постоянно шумел у себя на участке. Будь то покраска забора, или же уборка территории. Мне кажется, забор он красил чаще, чем я играл на гитаре.
Перед выходом я заглянул в комнату мамы. Странно ведь, что записок на кухонном столе не лежало. Действительно, мама пожелала остаться дома и заняться собой. Подарив ей заботливый поцелуй в щёчку, я отправился в школу.
Скука смертная. Внутренняя апатия, вперемешку с противоречиями делала лица всех людей серыми, а окружающий мир – невзрачным. Если бы не Лия Бенсон, я бы точно сошёл с ума. Попытки поговорить с ней в столовой скрасили мой день, и я вернулся домой бодрым, но как только почувствовал холодную