– Я бы с радостью отдал тебе своего, – в неверии качаю я головой, не понимая, как кто-то добровольно может согласиться на подобное.
– Жаль, что ты не понимаешь радость отцовства.
– Мне этого просто не дано, – пожимаю я плечами. – Я не понимаю, что хорошего в том, чтобы привязать себя к одной женщине и наделать ей детей, которые, опять же, опутывают тебя со всех сторон, лишив всякой свободы.
– Это называется узами, дорогой мой. Узы любви и доверия. Пока ты воспринимаешь это как тюрьму, твое восприятие не изменится.
– Поздно мне меняться, Мурад. Это ты у нас смог к сорока годам круто изменить свою жизнь. Мне же слишком поздно это делать, да и желания такого у меня нет.
***
– Ну чего те, а? – встав над кроватью с мальцом, спрашиваю я. Для бутылочки слишком рано, так что дело тут явно не в голоде.
Толстунчик тут же тянет ко мне руки, сверкая крупными слезами на щеках. Я минут пять лежал, надеясь, что его истерика затихнет и он просто уснет, поняв, что не удостоится внимания, но какой там. Если заведется, фиг его остановишь.
– И зачем мне тебя брать? Час ночи! Спи давай! – требую я, не ведясь на его манипуляции. – Вот придет твоя нянька, с ней и будешь обниматься.
– А-а-а-а… – тут же обиженно заревел он, не дождавшись моей реакции.
– Да что за наказание такое… – ворчу я, доставая его из кроватки.
Нахал тут же замолчал, а когда я сунул ему в рот пустушку, начал с сопением ее посасывать.
– И что дальше? – поинтересовался я. – Я, вообще-то, спать хочу, в отличие от тебя! Еще кормить тебя через три часа, – взываю я к его совести, но куда там. Нахальный малыш лишь довольно вздыхает и кладет голову мне на плечо. – Это всё та нянька тебя разбаловала! – ворчу я, укладываясь на кровать и устраиваясь с ним на плече. К счастью, он принимает такой вариант и затихает, позволяя мне вернуться к прерванному сну.
***
– Он вел себя просто отвратительно ночью, – не могу я не упрекнуть пришедшую с утра няню.
– Может, зубик резался? – тут же берет она ребенка, сидящего в детском стульчике.
– Ничего у него не резалось. Просто кое-кто привык к рукам! – говорю я с укором, смотря на довольного объятиями ребенка. – Вот зачем ты его сейчас взяла? Сидел же спокойно!
– Детям нужна ласка, – негодует эта малявка. – И это нормально – взять его на руки.
– Пытайся ограничить телесный контакт, – требую я. – Из-за тебя мне потом приходится возиться с ним и укладывать с собой! – ставлю я точку и иду к выходу. И так потратил на нее свое драгоценное время.
Мика
– Вот ведь осел! – рычу я вслед хозяину жизни. – Должно быть, у меня помутился рассудок, когда я решила, что влюблена в него!
– Яй! – будто подтверждая мои слова, выкрикивает пухлик, вынимая изо рта пустышку.
– Ты мой сладкий! – не удержавшись, звонко целую я его в пухлые щечки. – Ишь чего твой папка удумал, да? Да разве тебя можно спустить с рук?! – крепче обнимаю его, покачиваясь