ненадежных людей, ни одному слову которых нельзя верить? Он не такой. «А где вы учитесь? – спросила она. – А я все никак, – давая ему возможность собраться с мыслями, говорила Маша. – После школы мне так эти учебники все надоели, правда!» «На филологическом, – сказал он. – Русское отделение». «Я знаю! – подхватила она. – Я в педе работала, секретарем у проректора, у нас тоже был филфак и там тоже русский язык и литература. Я даже поступать туда хотела, – солгала она, – но передумала. Очень трудно читать большие книги». Он улыбнулся. «Мне нравится». «Ну, да, – тут же поддержала его Маша, – надо ж кому-то читать. А то как-то несправедливо: человек писал, старался, душу вкладывал, а никто не читает». Он взглянул на нее с мягкой усмешкой в темно-серых глазах. «Ах, какие глазки! – подумала Маша. – Какой взгляд, такой и человек, я всегда знала. Он смотрит, как ласкает». И ей страстно захотелось, чтобы он обнял ее, прижал к себе, так крепко, так мягко обнял бы он ее, и поцеловал – она даже на губах своих ощутила его губы, красивые, не толстые, но и не тонкие, какие бывают у злых людей, и прошептал ей в ухо – она как чувствовала, сегодня эти сережки с маленькими бриллиантиками надела, они всегда так хорошо смотрятся, – мы никогда не расстанемся с тобой! Она повела плечами, словно ощутила на них его руки. Час был вечерний; за лесопарк садилось солнце, в окнах вспыхивали багровые огни, на асфальт ложились длинные тени. Неподалеку в маленьком кафе готовили шашлыки, и оттуда вместе с легким дымком наплывал пряный запах маринованного мяса. Мимо них проходили, пробегали люди; хлопали дверцы автомобилей; медленно проехала скорая, и ее водитель, высунувшись, спрашивал, где дом двадцать шесть, и ему наперебой объясняли, что он свернул рано, надо по улице и под светофор направо, и там еще метров двести и снова направо, во двор. Марк переступил с ноги на ногу. «Ну…» – начал он, намереваясь сказать: я пойду, но Маша тотчас почувствовала надвигающуюся опасность. «А что ж это мы, стоим, говорим, а я не знаю, как вас зовут. Меня Маша», – и она протянула ему руку. Он перехватил пакет с продуктами левой рукой, осмотрел свою правую ладонь и неловко пожал ей пальцы. «Марк».
Именно так состоялось их знакомство, и вы сами могли убедиться, что, если бы не Маша, они разошлись бы, как в море корабли, и Бог знает, встретились бы когда-нибудь еще раз! А если б и встретились – узнали бы друг друга? Марк вряд ли признал бы Машу в толстой женщине, окруженной тремя детьми, из которых старший, высокий подросток лет четырнадцати, держался чуть в отдалении, засунув руки в карманы джинсов и поглядывая вокруг ярко-синими – в мать – дерзкими глазами. А она? Она скользнула по нему озабоченным взглядом – и какой-то мучительный звук раздался в ее душе, словно со щемящим звоном оборвалась струна, – но она не дала волю воспоминаниям – хотя бы потому, что у нее на этот день была пропасть дел: детская поликлиника, магазин, стирка, обед, и ей никак нельзя было ворошить то, что было и быльем поросло. Однако к чему забегать вперед? По отношению
