Неделю спустя в ее подъезде широко распахнули двери, вынесли гроб и поставили его на два табурета. Соседи потянулись прощаться. Марк протиснулся и встал у изголовья. Неведомое прежде чувство мгновенно овладело им – смешанный с ужасом благоговейный восторг перед непонятным, прекрасным и грозным явлением природы. Как будто ослепительно вспыхнула и протянулась от черной тучи до потемневшего леса молния, озарив окрестность синеватым призрачным светом; или земля вздыбилась, открыв наполненный испепеляющим пламенем провал; или смерч белым столбом закрутился над неспокойным морем и становился все ближе, все огромней и страшнее и грозил сорвать изгородь, дом и столетний дуб на краю поля. И она, с ее легчайшей рукой, вся легкая, словно оторвавшийся от цветка лепесток, вдруг отяжелела и застыла, как изваянная из глыбы льда, покойно сложила руки и уснула непробудным сном. Тайна великая, тайна непостижимая. Но так же прозрачно-бледно было ее лицо, бледны губы, и такие же синеватые тени залегли под плотно закрытыми глазами. Ему казалось, однако, что он видит живое, легкое трепетание ее век, – как бывает, когда ты едва удерживаешься, чтобы не выдать свое пробуждение, и напрасно стараешься продлить уже улетевший сон. Он испытующе посмотрел на нее. Вдруг очнется и встанет? Кто-то внутри него сказал ее голосом: я не хочу. Я остаюсь. Меня ждут. Я обещала. Когда-нибудь ты узнаешь, какое неслыханное счастье приносит покой.
Он стоял в очередной пробке и думал, где она сейчас, в каких мирах? Он ее помнит. Помнит ли она? Увидит он ее, или в тот день навсегда разорвались все ее связи с миром живых? Или она была только на пути в смерть, но не пожелала возвращаться, поскольку жизнь утомила ее. И животворящее дыхание, руах, она отвергла, ибо была счастлива сошедшим на нее покоем. И голос ее, которым она говорила, чуть хрипловатый, низкий и словно бы гулкий, будто в пустой комнате звучащий голос он помнит. Послезавтра на отпевании о. Павел скажет: покой, Господи, душу усопшей рабы Твоей… Покой. Упокой. Заупокой. Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас. Приду. Может быть, завтра. Или сегодня в ночь. Так крепко заснул, что не смог проснуться. Бессмертен ли человек, или нет ничего, кроме могилы, где гложет червь, или огня пожирающего? Возможно ли бессмертие, если жизнь, как черной лентой, обвита смертью? Можно сказать, что человек рождается в жизнь, и тогда ликование, и серебряная ложка младенцу. Но точно с таким же основанием можно сказать, что человек при своем появлении вступает в область непроглядного мрака, и радостная игра солнечных лучей, шелест листьев, искрящийся снег, омывший землю ливень – все это не что иное, как ужасный обман, призванный отвлечь нас от неизбежного