– Ваш образ наполнен электричеством. Этот профиль! – Валентин нежно берет Анну за подбородок и поворачивает её голову против света софитов. – Эти слепящие волосы. Эти глаза, ясная синева которых никак не укладывается в моей голове. Девушка! Ответьте, вы – реальность или моё хмельное наваждение? Эти клетки плоти, которых я касаюсь, они живые? Или мрак искушает меня ослепительным видением? Что со мной? Это грёзы тонкого мира или креза мира материального? Где я? На каком перепутье повстречал вас? Как попал сюда? Что я должен делать, чтобы сон никогда не кончался? Эля, вы – совершенны!
– Спасибо за комплимент!
– Нет!
– Нет?
– Вы обижаете меня. Это не комплимент!
– Не-ет?
– Конечно, нет! Это постулат! Как истинен сам свет, что вырывается из ваших глаз. Как истинна сама энергия, что питает ваши члены. Как истинна сама мысль, что оживляет ваши черты лица. Спасибо за блестящий танец. Вы позволите угостить вас каким-нибудь божественным напитком?
– Вас не разочарует, если я закажу кофе?
– Ничуть.
Усталый бармен понуро роет раскалённый песок двумя турками. Прежних соседей Анны уже не видно. Невдалеке лоснится в отблесках точечных галогенок лысина Геворка, отдающего последние указания официантам. Генриетта Пална дремлет в своём кресле. Заведение плавно закрывается.
– Можно обратиться к вам с одной маленькой просьбой? – начинает Валентин, пригубив горячий кофе по-турецки. – Пообещайте, что исполните!
– Вы ставите меня в неловкое положение. Ведь я не могу пообещать то, не знаю что.
– Она слишком незамысловата, выполнить её не составит труда.
– Ну, тогда я попробую не разочаровать вас.
– Не покидайте меня сразу. Вот теперь… вслед за чашечкой кофе. Вы обречёте меня на бессонную ночь.
– Вы будете писать стихи? – проговаривается Анна.
– Как вы догадались?
– Ну… вы так складно говорите. В вас столько неподдельного романтизма. Да и вообще вы не такой, как все.
– Как все?.. Это давно стало неинтересно. Вы знаете, Эля, если я не буду оставаться самим собой, таким, каким меня создал Бог, я… сопьюсь. Или вскрою себе вены. Хотя, нет, это вряд ли. Это для красного словца. Порисоваться. Но мне незачем врать вам. Вы не представляете, как это совершенно невозможно – быть таким, как все. Знаете, я ведь даже не представляю, как они – ну, эти все – там живут, чем занимаются? И ради чего? Почему у них так, а не эдак, зачем тó вместо сего. Отчего так? Может быть, вы подскажете?
– Я так мало вас знаю, – осторожно начинает Анна, – мне пока совсем нечего вам ответить.
– В ваших словах скрыт намёк на то, что вы не против узнать меня получше. Значит, разрешаете мне, как минимум, проводить вас.
– Это подразумевалось и без слов. Куда я одна пойду так поздно?
– Действительно. Извините за бестактность, я вас ещё очень стесняюсь.
– Не заметила. Но, если это и так, то почему?
– Вы – совершенны, я же – ничтожен. Вам не понять этого.
– Пожалуйста, не говорите больше мрачных вещей!
– Простите. Постараюсь.
– Идёмте!