Отдали в соседнюю деревню, которая и не деревня уже вовсе, а полноценное село. Она, Павлина, помнит, как там первые срубы ставили недалеко от небольшого живописного озерца.
А у них половина домов пустеет. Молодежь уезжает. Дети рождаются уже там, в городах, и сюда возвращаться не хотят. Только на лето иногда приезжают еще, но и их становится все меньше и меньше.
Некому передавать свои знания. Некому, нет достойных, вот и мается старая Павлина, уйти не может. А так хочется уже отдохнуть!
Вот Люськина племянница, Наташка, вроде сильная деваха, но… Не зря ее взрослые "крысой" называют, с гнильцой девчонка. Четырнадцать лет ей уже, женихуется, то понятно, но… Подругу вот свою, Маринку, подставила, унизила подло. А для той – удар на всю жизнь. Маринка-то – сплошь кожа да кости, итак ей по жизни досталось, матери из последних сил помогает по хозяйству, при этом учится на отлично и с младшими занимается, пока их папаша пьяный валяется где не попадя. Сергей Левыкин, когда-то невероятно красивый, высокий и сильный мужчина, постепенно спивался. То ли тесно ему было в деревушке на двадцать с хвостиком домов, то ли от безысходности своего положения, что женился на немой да по залету, а не по любви.
И вот еще беда – понравился Наташке и Маринке один и тот же парень – Данила, – тьфу, а не парень, – Павлина аж сплюнула от души.
– Что б ты… Переехал отсюда быстрее! – Павлина в последний момент спохватилась и сказала не то, что собиралась, – успокойся, Павушка, успокойся, милая, не стоит он того, – уговаривала она сама себя, торопясь по тропинке в сторону березового леса.
А парень – вот уж под стать этой Наташке – еще более гнилой. Их семья приехала сюда несколько месяцев назад, говорили, что из деревни так же, только откуда-то севернее. Да ведь толком ничего делать не умеют! Пытались порося завести – сбежал. Купили козу, а где держать ее? Загон-то не построил. Первую ночь она у них в доме спала, под утро ее выкинули во двор, так и эта сбежала. Мужик-то вроде рукастый, по дереву хорошо у него, стол починить, или крыльцо. А вот жена – бестолковая какая-то, глазами только хлопает и блеет, что та коза. Кастрюли со щами у нее вечно из рук падают, банки с молоком бьются. И в кого только сын у них такой. Павлина его когда увидела, сразу сердце екнуло нехорошо. Взгляд недобрый, вроде улыбается, а кривенько выходит, злоба не дает.
Сговорились они как-то с этой дурной девицей Натальей, и однажды летним вечером Павлина почувствовала такую волну боли и отчаяния, прокатившуюся по деревне, рванула на улицу, семеня своими старческими ногами, на палку опираясь, в сторону дома Левыкиных. По пути крикнула в окна дома ее бабки:
– Валентина! Валентина! Беда у вас, беги скорей!
Валентина, в свои пятьдесят шесть, считавшая себя еще "огого бабой" – еще бы: рослая, статная, черноволосая с редкой проседью, сильная женщина, выскочила, как была – потертые штаны до колен и грязная футболка. Только с огорода вернулась, босиком – да не привыкать, – побежала вслед за старой Павлиной. И с удивлением отметила, что никак за той не угонится.
Пока бежали через всю деревню, собрали еще жителей, в итоге к сараю Левыкиных прибежали толпой, гомоня и не понимая, что стряслось.
Павлина рванула двери сарая, сорвала силой своей замок изнутри, распахнула и только подбежавшая Валентина успела подхватить тело внучки, опадающее с табуретки с веревкой на шее.
Павлина привалилась к стене сарая, про себя повторяя: "Успела, успела старая, молодец ты еще".
Засуетились соседи, помогли Валентине Марину уложить прямо там, на солому, кто-то побежал на ферму, где работала девчонки.
Девочка рыдала истерично и цеплялась за ворот бабкиной футболки. Та ругалась, плакала, причитала одновременно, прижимая внучку к себе.
Павлина медленно, бочком проскользнула за сарай и пошла огородами вдоль речки домой.
Она уже мысленно видела всё предшествующее такому поступку Марины.
*
Данила пригласил девчонку на свидание – подговорила его Наташка, предложила поразвлечься. Свою подругу предложила ему. А та, дурочка влюбленная, сияла, как заря, собираясь на свидание. Платье светленькое надела с красивым квадратным вырезом, лифчик у матери выпрошенный, та, хоть и посмеялась, но купила – нечего там прикрывать и прятать было, от слова "совсем" нечего. Но Марина сделала себе чуть ли второй номер – ваты напихала. Подкрасила глаза угольком, у матери взяла помаду парадную, которую та берегла как зеницу ока. Сегодня можно. И побежала в рощу, где должен был ждать ее Данечка. Любимый ее Данечка.
А там… Данила, ожидавший "доску с занозами", как он называл Марину за глаза, и, увидев вдруг резко похорошевшую девчонку, мгновенно понял, в чем дело. В свои 17, опыта у него было достаточно. Со смехом он рванул платье за вырез, раздался треск рвущейся ткани, второй рукой вывернул Марине белье, посыпались куски ваты. И словно мало этого было – со всех сторон вдруг раздались смешки – пришел подлец не один, из-за кустов поднимались его дружки, Наташка