После нескольких дней раздумий он через своих людей пригласил в поместье искусствоведа из Рима для знакомства с гордостью хозяина и первоначальной оценки ее художественной значимости. Из осторожности дон Масси не назвал своего настоящего имени и предупредил домашних, чтобы приглашенный профессор даже не догадался, чью коллекцию оценивает. Несколько объектов предприимчивый сицилиец приобрел незаконным путем и совсем не хотел, чтобы эта информация вышла за стены дома. Из опыта деловой жизни он знал, что большие деньги и полная анонимность могут похоронить любопытство и купить профессиональное молчание.
– Господин Марчеллино, – с удивлением обратился к хозяину имения профессор-искусствовед. Он осматривал многочисленные экспонаты коллекции, развешенные и разложенные в трех огромных залах, приспособленных под собирательное хобби хозяина, – остальные, не очень значимые произведения искусства, можно было найти в любой комнате большого поместья. Гостю представили хозяина под именем Марчеллино. Хотя гость догадывался, что оно не настоящее, допытываться до истинного имени не собирался: сумма, прописанная в чеке, лежащем в кармане летнего пиджака, заморозила его любопытство. – Но ведь эта фигура точно прибыла сюда с раскопок Помпеи. Разве вам не известно, что по закону частные коллекционеры не имеют права приобретать любые находки с раскопок знаменитого города? Как же она к вам могла попасть?
Искреннее удивление и неподдельно-открытая реакция гостя на фигуру беременной женщины, вставшей на колени, чтобы прикрыть телом неродившегося ребенка, заставила дона внутренне подтянуться. Перед ним лежала скрючившаяся миниатюрная фигурка, сохранившаяся в толще темно-серой спекшейся пепельной массы, накрывшей Помпеи две тысячи лет назад. Остатки юного существа отчетливо представляли не столько быстротечность жизни, сколько ее неожиданный конец. С тех пор, как дон приобрел бывшую когда-то живой фигуру у разорившейся семьи из Неаполя, он часто стоял у специально заказанного для нее прозрачного саркофага и раздумывал о жизни. Мысленно он называл погибшую под горячим пеплом Везувия женщину, доставшуюся ему, как застывшая в скульптуре жизнь, шедевром уходящего времени.
Перед его глазами мысленно проплывали годы, ушедшие на приобретение богатств, время, отданное на разгадывание сложных головоломок конкурентов. У Данте Алессандро не всегда было достаточно времени, чтобы проводить его с семьей. Сложные, часто замазанные слезами, горем и кровью дела требовали его присутствия.
Его времени. Его энергии.
Семья, как таковая, после смерти жены Дамианы распалась и опять сложилась годы позднее, когда подросла дочь Джулиана.
Став