Особую позицию занимал в то время Костюшко. Разочаровавшись в решениях Венского конгресса и отказываясь в этих условиях от сотрудничества с Александром, он писал Адаму Чарторыйскому: «Мы должны быть благодарны императору за воскрешение исчезнувшего уже столь славного для нас польского имени. Но само имя ещё не нация, а лишь только населённое пространство земли»» (Роснер А.).
Столкнувшись с нерыцарским поведением российского императора, давшим, но не сдержавшим данное им слово о восстановлении Речи Посполитой в прежних до 1772 года границах, поляки вскоре были не только глубоко разочарованы, но и прониклись презрением к своим завоевателям. Для польского шляхетства, определявшего национальный характер и моральный климат в обществе, соблюдение данного слова являлось едва ли не важнейшим обязательством и признаком благородности. Шляхта в начале XIX века продолжала жить по правилам, столетиями выработанным в её среде, придерживаясь в отношениях между собой так называемого «рыцарского кодекса поведения», ревностно соблюдая его в малейших проявлениях общественной жизни. Нарушение правил этого кодекса наносило непоправимый ущерб виновному в этом.
В 1816 году, несмотря на все ранее пройденные процедуры, всю шляхту опять обязали представить в казённые палаты губерний сведения, доказывающие её права шляхетство. Часть мелкой шляхты или земян, ранее ухитрившихся доказать своё шляхетское происхождение, была переведена в «русское дворянство», остальные же – в «вольных людей» или, по российскому правовому статусу, в сельской местности в однодворцы, а в городах и местечках – в мещане. Таким образом, русская власть, стремясь стать популярной в глазах польско-литовской шляхты, одновременно