– Заждался дяди? – улыбнулся гость и, нацепив на вешалку кепку, протопал в кухню. Плащ и ботинки он снимать не стал. Николай поморщился и отправился следом. На кухне гость примостил на табурете сетчатую сумку, достал буханки и выложил на стол. Затем извлек кулек. Сумку свернул и убрал в карман.
– Кастрюлю, вижу, приготовил, – хмыкнул гость. Говорил по-русски он не чисто, искажая слова[5], – и памыв, – заметил, убирая крышку. Он развернул кулек и вытряхнул в кастрюлю ворох мелкой рыбы. – Сёння килька, – объявил. – Хамса кончилась. Паек табе на пару дней. Ешь! Боря кильку любит, – он произнес, кого-то передразнивая, и Лосев догадался, что его.
При виде рыбы желудок заурчал, а рот наполнился слюной. До жути захотелось запустить ладонь в серебристое богатство, захапать ворох рыбки и жрать, размазывая по лицу рассол. Пацан, наверное, так и делал, оставляя разводы грязи на лице. Николай с трудом себя сдержал. Прошел к буфету и достал тарелку. Ложкой навалил в нее горку кильки. Ножом отрезал от буханки толстую краюху. Взял вилку, сел на табурет и стал неспешно есть, забрасывая в рот по паре рыбок. Жевал их вместе с головами, закусывая свежим черным хлебом. Вкусно просто до невозможности. Или это ощущения от Бори?
– Во даець, божия коровка! – промолвил посетитель, все это время наблюдавший за подростком широко открытыми глазами. Подумав, он присел на табурет, и вынул из кармана початую бутылку водки. Та оказалась небольшой, примерно с четверть литра[6]. В горлышко бутылки была вставлена самодельная пробка из оберточной бумаги. Гость достал ее, раскрутил бутылку и вылил водку в горло. Крякнул и, выцепив из кастрюли рыбку, бросил ее в рот. Затем отщипнул от початой буханки кусочек хлеба и отправил его следом. Энергично прожевал. – Есть культурно став, рукой не хапаешь. И рожа чистая, памывся вроде. К тебе кто-то прихадыв?
– Сейчас отвечу, – сообщил Лосев, отодвигая опустевшую тарелку. – Скажи мне, дядя, ты мой опекун?
– Ага, – ответил мужичок, – так твоя мамка захотела. А я ёй брат, хотя двоюродный. Родных у Ольки не осталось, сгибли на войне. Мы с ёю родичались[7].
– Я получаю пенсию?
– Конечно, – опекун кивнул. – По случаю утраты кормильца.
– Большую?
– Тридцать шесть рублев, одиннадцать копеек. Олька получала хорошо. Бухгалтер на заводе…
– А сколько стоит килька?
– 12 копеек килограмм. Хамса по десять.
– Буханка хлеба?
– 12 копеек.
– Ты, значит, тратишь на меня 24 копейки в день, в то время как из пенсии выходит более рубля. Где остальные деньги, дядя?
– Э-э… – мужичок завис. – Я за кватэру вашу заплатив.
– Сколько?
– Пять