Он подумал, что мог бы успокоить ее. Подойти, обнять, поговорить. Сказать, что все в порядке. Что теперь все хорошо. Что ее не изнасилуют. Не замучают. Не заставят молить о смерти, чтобы потом, наслушавшись, отгрызть язык. Вампиры делают такое. Нередко.
Он подумал, что мог бы назвать ей свое имя. По-простецки так сказать: «Меня Серегой звать, а тебя?»
И познакомиться с ней. Снова сказать, что все будет хорошо. Что он отведет ее домой. И что ей больше никто не будет угрожать.
Но только подумал. Не сказал. Нельзя говорить. Нельзя врать о безопасности. Нельзя отводить ее домой.
Потому что она – меченая. Из-за нее убили вампира.
Потому что на нее будет продолжаться охота. Ей будут мстить. Мстить за этого высокопоставленного засранца, что все еще пялится и скалится, никак не желая успокоиться. Даже с отрубленной головой.
Обморок спасает девушку от избытка впечатлений. Она медленно, закатив глаза, оседает на землю. Антиупырь подскочил к ней, подхватил. Медленно и бережно уложил.
Сначала надо убрать и закопать труп вампира. Башку отдельно, тело отдельно. Осиновый кол в сердце. Для надежности. Кто его знает. Вампы живучие. Да и на душе так спокойнее будет. В последнее время не покидало чувство, что их силы растут. Магия крепнет. Грядет что-то очень, очень нехорошее. Вампиры в своих стаях занимаются черными делами. Разводят мутантов. Вон, богиня ихняя жертву новую требует. Силы набирает.
Так что надо все сделать, как полагается.
– Все будет хорошо, – все-таки выговорил Антиупырь.
Огни города – где-то далеко, очень далеко, – пытались сделать из ночи день. Но для кого-то другого. Не для него. Не для этой девушки.
Луна смотрела нагловато, выглянув из-за нелепой тучи.
– Все будет… хорошо.
Сдаваться нас не учили
– Сдавайся! Ты остался один!
Я молчу. Сжал кулаки. Должно быть, до боли – но боли нет. Эти почерневшие от грязи и крови лапы не могут уже болеть.
– Нас больше! Это конец! Сдавайся, и мы сохраним тебе жизнь!
Я смотрю на искаженное яростью лицо. Застывшее и залитое кровью и гарью лицо. Как тебя звали, боец? Кто ты, откуда? Не знаю. И не узнаю уже. Знаю только, что ты сражался со мной. Плечом к плечу. Что тебя не научили сдаваться и отступать. Что ты остался здесь со мной, на последнем рубеже. Остался один из немногих, давая уйти жителям. Уйти куда-нибудь подальше. Спастись и жить. Мстить, если смогут.
Эти пули ты поймал вместо меня.
Я жив, а ты ушел.
Полегли все, кто остался с нами.
– Ты слышишь? Это последнее предупреждение!
Продавшийся гад орет, надрываясь. Предатель. Это он сдал всех. С потрохами. А сейчас выслуживается.