– Ясно… – коротко бросил тот, что повыше, и они тут же удалились, сверкая белыми подошвами кроссовок.
Уже через полчаса все три произведения искусства в массивных золотых багетах украсили центральную стену большой гостиной.
– Мои любимые, принцесски! Я балдею просто! Сам себе завидую, – сказал он, крайне довольный портретной галереей, которую испепелял взглядом, медленно потягивая бокал тёмного рома. Сработавший в брюках сигнал мобильного телефона моментально вывел его из эйфории, и он, сухо ответив оппоненту, бросил трубку и неохотно поднялся с дивана.
– Твою же мать… Любимая! Жёнушка моя! – позвал он и закашлялся. – Мне надо отъехать на пару часиков! Целунькаю тебя!
Пока Мария в очередной раз отлучилась в комнату, чтобы успокоить расстроенную старшую дочь, Алекса улучила момент, вернулась в гостиную и уставилась на свой портрет. Автор написал её по пояс, сидящей в одном из кожаных кресел, присутствующих в этой самой комнате. На ней было тёмно-голубое платьице с белым ажурным воротничком, белыми воланами на рукавах и пикантным бантиком на поясе. Платье было без излишеств, но ткань бархатная, блестящая, как будто она была воспитанницей богатого дома. Личико получилось размером с кулачок, как у фарфоровой куколки, кругленькое и маленькое, а само его выражение – детским. При этом она никогда не носила подобных причёсок, которую предложил художник, вплетя в её русые волосы две атласные ленты голубого цвета. Образ заканчивали тонкие, лишённые пухлости губки, растянутые в робкой улыбке, аккуратненький носик, две глубокие ямочки на бледно-персиковых щечках и распахнутый взгляд невинных синих глаз.
Алекса стояла у квартиры Дениса и ждала, пока он накинет олимпийку и выйдет к ней на лестничную площадку. В силу своего характера, а именно острой потребности поговорить по душам и немного развеяться, она довольно часто прогуливалась в сторону его дома, чтобы пошушукаться с ним наедине. В её глазах Григорян был лучшей кандидатурой для подобного времяпрепровождения и умел не только слушать, но и был надёжным соучастником в хранении чужих секретов. В подтверждение их взаимности, как только он вышел к ней, они с трудом могли сдержать улыбки.
– А что это у тебя? – при взгляде на него настроение Алексы значительно улучшилось.
– Это?!! С этого дня – это твой подпопник…
– Под… что!?
– Я лучше покажу… – опередил он всякие расспросы и, положив эту вещицу, похожую на мягкий валик, на одну из ступенек, усадил её сверху. – Мне бы не хотелось, чтобы ты отморозила свою задницу…
– Судя по твоим словам, получается, что это не подпопник, а подзадник! – не сдержав смеха, поправила его Алекса.
– Прости. Ляпнул, не подумав… – смущённо пробормотал он и застенчиво улыбнулся.
Всё-таки, смущение – это первый признак чувств. Отведение взгляда, неловкие паузы, появление румянца