Вопрос был слишком простым для заложенного в него смысла, но меня поняли.
– Знаешь, Копчёная…
– Меня зовут Ми… – попыталась я подсказать своё имя.
– Теперь тебя будут звать так, как я скажу. – Голос невидимого собеседника остался спокоен, но вот интонация… Произнесено было так, что перечить я не посмела. – Ещё окончательно не решил, но пока будешь Копчёная. Так вот, глупцы те, кто считает, что бывают бесполезные люди. Я найду дело для тебя. Запомни главное: тебя выбросили – значит, не нужна. Считай, что умерла. А я тебя нашёл, и теперь ты принадлежишь мне по праву нашедшего. Подлечим и приставим к делу. Сейчас мы ждём помощников. Нести на руках тебя опасно, слишком много переломов, как бы не навредить ещё больше. Дальше видно будет.
Этот странный человек (а то, что человек, я уже не сомневалась) что-то вколол мне. На фоне общей боли укол почти не почувствовала, но отключилась мгновенно.
Вообще, после нападения пиратов на корабль и гибели родителей моя жизнь превратилась в постоянную череду вспышек и отключений. Моё согласие на это как-то забывали спросить. И началось всё с той самой плазменной гранаты. Она погрузила сознание во тьму, а вспышкой было включение в больнице. Потом в приюте, когда били, часто теряла сознание. Далее похищение и удар по голове, вследствие которого новая тьма, а за ней – очередная вспышка и падение, и снова тьма. Разговор с невидимкой, укол, и вот опять…
Надо мной нависает худое, вытянутое лицо. Сказала бы лошадиное, но про лошадей тогда как-то не подумалось.
– Вылезай, Копчёная. Хорошего помаленьку. Тебя Шнырь давно ждёт.
Кто такой Шнырь, кто сам этот, с лошадиной рожей, я, естественно, не знала. Я вообще ничего не знала. Но одно поняла однозначно: придёт время – все, что надо, узнаю, а пока лучше молчать, если не спрашивают. Да и ежели спрашивать начнут, молчание тоже предпочтительней. Прав был тот невидимый в темноте собеседник: старая жизнь закончилась. Мила Герасимова умерла. А кто родился вместо неё на свалке… Как сказал невидимка, там видно будет.
Шнырём оказался пацан. Вертлявый, как угорь. Казалось, он вообще на месте стоять ровно не умеет и его тело живёт отдельной от хозяина жизнью. Зато когда он находился в движении, на него было приятно смотреть. Он двигался с грацией танцора, ловко уклоняясь от спешащих навстречу людей. Целого потока людей. Я столько сразу никогда в жизни не видела. Людское море, впрочем, нет, скорее полноводная река.
От неожиданности происходящего я замешкалась, и меня чуть не подхватило потоком. Шнырь вовремя заметил и, дёрнув за руку, затащил меня в какой-то боковой отнорок.
– Ты чего пасть раззявила, малявка? Людей никогда не видела? – зашипел на меня. Он был постарше года на четыре.
Что я могла ответить? Только головой помотала отрицательно. Действительно ведь не видела. Откуда? Вернее, видела, понятное дело, но чтобы столько и сразу – никогда. На исследовательской станции, где раньше жили и работали родители, такого движняка ни разу не случалось, да