Неизбежно только одно: смерть, всего остального можно избежать. Во временно́м пространстве, которое отделяет рождение от смерти, нет ничего предопределенного: все можно изменить и можно даже прекратить войну и жить в мире, если желать этого как следует – очень сильно и долго.
Правило: в каждом человеке видеть прежде всего то, что в нем есть хорошего.
Ср. Гретюизен по поводу Дильтея: «Таким образом, признав фрагментарный характер нашего существования и наличие в каждой отдельной жизни массы случайного и ограниченного, мы будем искать то, чего не находим в себе, в совокупности жизней».
Если верно, что абсурд дошел до предела (вернее, его беспредельность стала очевидной), то верно и то, что никакой опыт сам по себе не имеет цены и что все поступки в равной мере поучительны. Воля – ничто. Смирение – все. При условии, что человек «всегда готов» к любому унижению и мучению и претерпит их, не слагая оружия, призвав на помощь всю свою трезвость.
Стремление отгородиться – от глупости ли, от жестокости ли других – всегда бессмысленно. Невозможно сказать: «Я об этом ничего не знаю». Приходится либо сотрудничать, либо бороться. Нет ничего менее простительного, чем война и призыв к ненависти между народами. Но если уж война началась, бессмысленно и малодушно оставаться в стороне под тем предлогом, что не мы в ней виноваты. Башни из слоновой кости рухнули. Никакой снисходительности ни к себе, ни к другим.
Судить событие извне невозможно и безнравственно. Только находясь в лоне этого абсурдного бедствия, мы сохраняем право презирать его.
Реакция одного человека сама по себе не имеет никакого значения. От нее может быть какой-нибудь прок, но она ничего не оправдывает. Дилетантское желание парить над схваткой и порвать со своим окружением есть самое смехотворное применение свободной воли. Вот почему я стремился на фронт. А если меня не берут, мне надо смириться с положением тыловой крысы. В обоих случаях мое мнение может остаться непреложным, а отвращение – безоговорочным. В обоих случаях я не уклоняюсь от войны и имею право судить о ней. Судить и действовать.
Смиряться. И видеть, например, хорошее в дурном. Если меня не берут на фронт, значит, мне суждено вечно оставаться в стороне. И именно эта борьба за то, чтобы оставаться нормальным человеком в исключительных условиях, всегда давала мне больше всего сил и позволяла приносить больше всего пользы.
Гёте (Эккерману): «Дай я себе волю, я очень скоро разорился бы сам и разорил всех своих близких…» Самое важное – научиться владеть собой.
О Гёте: «Он терпим без снисходительности».
Прометей как революционный идеал.
«Все, что не убивает меня, придает мне силы» (Ницше).
«Педантизм есть нехватка преданности» («Сумерки кумиров»).
«Трагический артист – не пессимист.