Лес начал потихонечку редеть, выпуская духоту и освобождая место вечерней прохладе. Скоро они вышли на одинокую полянку, в центре которой росла кроткая и даже чем-то ущербная ёлочка, которая по размерам контрастировала с гигантскими лесными деревьями. Хотя сама ёлка мало заинтересовала путешественников: Крогг нагнулся и с перекошенным лицом, будто говорившим «Я так и знал!», поднял с земли белоснежный человеческий череп, который уже давно лишился хоть какого-либо намёка на плоть.
– Тут ещё один, – буркнул он, и Кэсседи даже показалось, что от его баса у него за спиной завибрировала листва, – инопланетный. Кажется, рактоног.
– Если есть крабьи челюсти, то точно рактоног, – подал голос Горец и тут же прихлопнул очередного комара.
Кэсседи пожал плечами, окинул Крогга недовольным взглядом и продолжил путь вдоль опушки; остальные лишь переглянулись и двинулись за ним. Череп снова упал на землю, дабы напугать следующих встретившихся ему путешественников.
Нет, Адамс прекрасно понимал, с каким риском связано его московское мероприятие: огромный мегаполис определённо покинули не просто так – и вовсе не потому, что его разрушили, или он стал групповой усыпальницей для миллионов людей, нет. Такие мелкие моменты никогда не останавливали человеческую расу – мало ли, сколько там душ загубили, – у меня тут двухкомнатная квартира с собственным синтезатором еды, знаете ли! Люди ушли отсюда, потому что здесь таится какой-то секрет. Некая тайна, которая влекла Кэсседи с того самого момента, когда он научился читать и воспринимать факты из Простора. В некотором роде все его прошлые миссии, операции и приключения, которые дали ему баснословное богатство, были лишь своеобразной подготовкой к этому походу. Эти знания дались ему дорогой ценой… Слишком дорогой. Он вспомнил лицо своей сестры, которое смотрело на него из-за стены огня… Эти глаза навсегда запомнятся Кэсседи: они не обвиняли и не унижали, нет – они смотрели на него с