– Я все думала о Мегги и в конце концов страшно соскучилась по ней. Я хотела увидеть ее счастливой, и вряд ли скромность не позволит вам сказать, что такой я ее и увижу.
– Ну конечно, она счастлива, слава богу! Но, знаете ли, это почти страшно – счастье такого юного, доброго и великодушного существа. Это немного пугает. Но ее хранит Пречистая Дева и все святые, – сказал князь.
– Разумеется, они ее хранят. Она – самая чудесная душечка на свете. Но этого я вам могу и не объяснять, – прибавила девушка.
– О, – серьезно ответил князь, – я чувствую, что еще многое должен узнать о ней. – И добавил: – Она будет ужасно рада, что вы приехали.
– Ах, я вам совершенно не нужна! – улыбнулась Шарлотта. – Нынче ее час. Ее великий час. Очень часто приходится видеть, как много это значит для девушки. Но в том-то все и дело! Я хочу сказать, что не хотела пропустить такое событие.
Князь взглянул на нее ласково и понимающе.
– Вы ничего не должны пропустить. – Он принял подачу и теперь вполне мог поддерживать заданный тон – нужно было только показать ему, что от него требуется. Камертоном стало счастье его будущей жены, за которую так рада ее старинная приятельница. О да, это было великолепно, особенно потому, что явилось перед ним внезапно в столь искреннем и благородном порыве. Что-то в глазах Шарлотты словно умоляло воспринять ее слова в соответствующем духе. Он готов был воспринимать их в любом духе, какого она пожелает, и постарался дать ей это понять – возможно, памятуя о том, как Мегги дорожит этой дружбой. Эта дружба парила на крыльях пылкого юношеского воображения и была, по мнению князя, самым живым и ярким чувством в ее жизни, – разумеется, не считая всепоглощающей преданности отцу, – пока не забрезжило иное чувство, источником которого стал он сам. Насколько он знал,