Тряская дорога в дребезжащей скорой от вокзала до роддома. Санитарная обработка в нетопленом приёмном покое под холодным душем с куском коричневого хозяйственного мыла. Недовольная заспанная акушерка. Знобкий воздух родзала. Сердитые окрики:
– Неправильно тужишься! Не в ту сторону!
Неподчиняющееся, захлёстнутое немыслимой судорогой собственное тело… Крик младенца! Снова раздражённое:
– Говорила же, неправильно тужишься! Разорвалась вся! – и спокойней: – Дочка у тебя.
Потом – сонная палата, где она оказалась четвёртой. Укол. Сон. Странное утро, начавшееся звуком капели.
Капанье перешло в журчание.
– Ой-ой-ой! На мою кровать побежало!
Ирина засуетилась вместе со всеми. Лило с потолка. Конец ноября. Непогода. Крыша трёхэтажного здания протекла. Передвинули кровати как попало, лишь бы потолочный дождь не попадал на женщин. Прибежала санитарка, притащила тазы и судна, расставила под звонкие струйки.
Шёл одиннадцатый час, а детей ещё не приносили. Черноволосая Нина, рожавшая повторно, объяснила трём новеньким, что их роддом – железнодорожный, обслуживает прилежащий район и таких, снятых с поездов, как Ириша. Врачи, акушер-гинеколог и педиатр, тут – совместители.
– Вот когда она посмотрит ребятишек на своей основной работе, тогда придёт сюда. Наших принесут кормить уже после обхода.
– Как же они терпят, такие маленькие?! – возмутилась светловолосая Лена.
Наконец медсестра привезла в палату три орущих свёртка с красными от нетерпения личиками.
– А мне? – заволновалась Ирина.
– На твою педиатр наложила карантин, пока все анализы не придут.
– Почему?
– Ехала сама неизвестно откуда.
– Как неизвестно? Я из Челябинска, из мединститута…
– Я – не начальник.
Когда ребятишки замолчали, присосавшись к мамам, стал слышен тоненький жалобный плач из-за двери напротив. Ириша почувствовала незнакомое чувство тяжести в груди.
– Это она? – глаза наполнились слезами. – Она там одна?
– Сказала же – карантин!
Следующие три дня превратились для Ирины в настоящую пытку. Её девочка, которую поместили в отдельную комнату напротив, всё время плакала в одиночестве. Женщина ревела под дверью. Детская медсестра находилась в общей детской палате и заглядывала к наказанной малышке один раз в четыре часа: сунуть бутылочку со смесью. Даже не оставалась присмотреть за ней во время сосания.
В один из вечеров в ночную смену на дежурство заступила пожилая акушерка с добрым лицом – Клавдия Петровна. Увидела зареванную Ирину.
– Господи! Это у тебя от слёз глаза кровью залило?
– Я тужилась непра-а-авильно-о-о…
– Ладно, ладно! Хватит реветь дуэтом! Иди к дочери, пока никто не видит. Только не попадайся докторше! Она у нас строгая.
Молодая мамочка скользнула за дверь. В первый раз взяла на руки осипшую от крика малышку: пелёнки мокрые, сердитое личико красное,