– О, мне вспоминаются некоторые прозвища пообиднее, – заметила Долли.
Эмма перевела взгляд на неё. Долли-то улыбалась, а вот её глаза не смеялись.
– Я слышала, что вы хотите избавиться от кобылы вашего дяди, – продолжала она. – Это правда?
Гансман кивнул.
– Да. Я уже вызвал забойщика. Ведь её не продашь, вы бы её только видели.
– Именно, – поддакнула Долли. – Потому-то я и здесь. Я с удовольствием взяла бы кобылу к себе. А вы избавились бы от неё, не сходя с места и не заплатив ни пфеннига. Да и лошади жилось бы у меня хорошо.
Гансман наморщил лоб.
– Честно говоря, мне безразлично. Хотите заполучить эту клячу, дайте мне больше того, что платит забойщик. Очень просто.
– Да что вы? – Долли всё ещё глядела так, словно считала своего собеседника славным малым. Эмме ничего не оставалось, как лишь восхищаться настолько талантливым притворством. – И сколько же?
Гансман дёрнул плечом, стряхнул с костюма паука и раздавил его.
– Забойщик платит мне триста марок, дайте четыреста – и лошадь ваша.
– Знаете что? – Долли убрала со лба седые волосы. – Я дам вам двести. Всё, что у меня с собой.
– Что? – Гансман снова расхохотался. – Это что, дурацкая шутка? На такой вздор у меня нет времени.
– Именно, – опять поддакнула Долли, – у вас нет времени. По вам сразу видать. Вот я и предлагаю вам двести марок. Ближайший забойщик лошадей – толстый Пит, а он живёт далеко, очень далеко. И вообще, он всегда ужасно тянет резину. Что он вам сказал? Пообещал, небось, что приедет послезавтра? Или послепослезавтра? Тогда можете спокойно накинуть ещё денька четыре. На Пита никогда нельзя положиться. Вот вы позвоните ему. – Долли указала на переносной телефон, торчавший у Гансмана из кармана куртки. – Вон ведь у вас какой замечательно удобный аппарат. Позвоните Питу и спросите у него, когда он заберёт Миссисипи.
Альберт Гансман поглядел на Долли, вытащил было телефон – и снова засунул обратно.
– Ну ладно. Я тоже слыхал, что этот забойщик не из проворных. – Он поправил галстук. – Дайте мне двести пятьдесят.
Эмма затаила дыхание и перевела взгляд на бабушку. А ту всё это, похоже, здорово забавляло.
– Двести, я сказала. Вообще-то говоря, не мне ли здесь положено быть тугой на ухо? А?
Гансман рассерженно сощурил глаза.
– Такса-Долли… А ведь вы, кажется, всегда были такой упрямой, верно? Дядя как-то сказал, что голова у вас будет потвёрже кладбищенской стены. Не связывайтесь с Долли, говорил он.
– Да-да, он хорошо меня знал, – усмехнулась Долли. – Даже очень хорошо. Когда-то он хотел забрать меня с собой в Америку, но это давняя история. Ну так как? Двести?
Гансман пожал плечами.
– Двести. Будто у меня нет дел поважнее, чем торчать здесь и торговаться по мелочам со старой женщиной. Давайте деньги, но тогда и