Я теперь
Не так природу вижу, как порой
Бездумной юности, но часто слышу
Чуть слышную мелодию людскую
Печальную…[4]
Горе изолирует, и это так, даже когда это совместно переживаемый опыт. Потеря, опустошившая семью, порождает потребность опираться друг на друга, но в то же время каждый переживает свое лишение, каждый погружается в состояние эмоционального коллапса. Возникает желание защитить другого от слишком сильных эмоций, а потому собственные чувства проще позволить себе проявить вдали от других людей. Деревья, вода, камни и небо, казалось бы, невосприимчивы к человеческим эмоциям, но в то же время они и не отвергают нас.
Природа остается невозмутимой к проявлению наших чувств, и то, что своими эмоциями мы не возбуждаем в ней сходных переживаний, приносит своего рода утешение, которое помогает смягчить одиночество от нашей потери.
В первые несколько лет, последовавших за смертью моего отца, меня тянуло на природу, но не в сад, а к морю. Его прах был погребен недалеко от его родового дома на южном побережье, в водах Солента – оживленного канала, где сновало множество лодок и кораблей. Но именно на длинных уединенных пляжах северного Норфолка, где редко увидишь лодку, я находила для себя наибольшее утешение.
Широкие горизонты были самыми широкими из тех, какие я когда-либо видела. Казалось, что это край мира, и здесь я была настолько близко к отцу, насколько это вообще тогда было возможно.
Изучив работы Фрейда для одной из своих курсовых, я заинтересовалась функционированием разума. Я отказалась от своего плана получить докторскую степень по литературе и решила, что буду учиться на врача. Затем, на третьем курсе медицинского института, я вышла замуж за Тома, для которого садоводство было образом жизни. Я решила, что если ему это нравится, то и мне понравится тоже, но, честно говоря, я все еще была настроена по отношению к садоводству довольно скептично. Тогда это занятие казалось мне еще одной рутиной, которую необходимо было выполнять, хотя, разумеется, приятнее (пока светит солнце) находиться на открытом воздухе, чем в доме.
Несколько лет спустя мы вместе с нашей малышкой Розой переехали в одну из переоборудованных под коттеджи фермерских построек недалеко от дома семьи Тома в Сердж-Хилл в Хартфордшире. В течение следующих нескольких лет к Розе присоединились также Бен и Гарри, в то время как мы с Томом погрузились в создание сада с нуля. «Амбар», как мы назвали наш новый дом, был окружен полями, и его расположение на холме, обращенном к северу и открытом всем ветрам, предполагало, что нам прежде всего нужно создать какое-то укрытие. Мы разбили несколько участков на каменистом поле вокруг нас, посадили деревья и живые изгороди, сделали плетеные ограждения; мы также трудились над тем, чтобы улучшить качество нашей земли. Все это было бы невозможно без огромной помощи и поддержки со стороны родителей Тома и нескольких наших друзей.