Теда спасли и лечили в британском плавучем госпитале, где он восстановил силы ровно настолько, чтобы их хватило для долгого путешествия домой. А затем, уже по суше, он смог вернуться к своей невесте Фанни, которую он оставил, будучи здоровым молодым человеком. Он появился на пороге ее дома в потрепанном старом плаще и турецкой феске. Она с трудом узнала его. Некогда здоровый молодой мужчина весил чуть больше тридцати восьми килограммов и практически лишился волос. Он проделал «адский» путь длиной в четыре тысячи миль. Последствия его недоедания были настолько серьезными, что, по мнению медиков, ему оставалось жить несколько месяцев.
Но Фанни преданно ухаживала за ним, каждый час скармливая ему крошечные порции супа и твердой пищи, так что постепенно его органы пищеварения снова заработали должным образом. Тед начал медленный процесс восстановления здоровья, и вскоре они с Фанни поженились. В тот первый год он часами сидел, поглаживая свою лысую голову двумя мягкими щетками в надежде, что от этого его волосы снова вырастут. Когда это наконец произошло, отросшие волосы были седыми.
Любовь, терпение и решимость позволили Теду бросить вызов предначертанному мрачному прогнозу, но пережитое в плену не оставляло его, и по ночам его терзали ужасные кошмары. Он очень боялся пауков и крабов, потому что в лагерях они ползали по пленникам в бараках, когда те пытались уснуть. Долгие годы он не мог оставаться один в темноте.
Следующий этап выздоровления Теда пришелся на 1920 год, когда он записался на годичный курс садоводства. Это была одна из многих инициатив, которые предпринимались в послевоенные годы с целью реабилитации бывших военнослужащих, пострадавших в результате войны. После этого он уехал в Канаду, оставив Фанни дома. Он отправился на поиски новых возможностей в надежде на то, что работа на земле еще больше укрепит его физические и психические силы. В то время канадское правительство внедряло программы, поощряющие переселение на канадские земли бывших военнослужащих, и тысячи мужчин, вернувшиеся с войны, решались отправиться в далекий путь через Атлантику.
Потрудившись некоторое время на уборке пшеницы в Виннипеге, Тед затем нашел более стабильную работу – садовником на скотоводческом ранчо в Альберте. Фанни тоже приехала к нему, но по какой-то причине их мечта начать новую жизнь в Канаде не осуществилась. Тем не менее Тед, пробыв в Канаде около двух лет, вернулся в Англию намного более сильным и здоровым человеком.
Несколько лет спустя они с Фанни купили небольшой участок земли в графстве Хэмпшир, где стали держать свиней и кур, завели пчел, выращивали цветы, фрукты и овощи. Во время Второй мировой войны в течение пяти лет Тед работал на радиостанции Адмиралтейства в Лондоне; моя мама помнит его саквояж из свиной кожи, доверху набитый домашним мясом и овощами со своего огорода, с которым он садился в поезд до Лондона. Затем он и саквояж возвращались с запасами сахара, масла и чая. Мама с некоторой гордостью вспоминает, что семье никогда не приходилось есть маргарин во время войны и что Тед выращивал даже свой собственный табак.
Я помню его неисчерпаемый запас добродушия и душевную теплоту – теплоту, исходившую от человека, который, на мой детский взгляд, казался надежным, основательным и пребывал в мире с самим собой. В нем не было ничего пугающего, он не выставлял напоказ свои внутренние раны. Он часами ухаживал за своим садом и оранжереей и практически не расставался со своей трубкой – его кисет с табаком всегда был поблизости. Долгую и здоровую жизнь Теда – он прожил почти восемьдесят лет – и то, что он смог справиться с теми ужасными переживаниями, которые явились следствием его жизненного опыта, наша семейная мифология приписывает живительному эффекту садоводства и работе на земле.
Тед умер внезапно, когда мне было двенадцать, от аневризмы, которая разорвалась, когда он выгуливал свою горячо любимую шотландскую овчарку. В местной газете появился некролог, озаглавленный: «Ушел из жизни когда-то самый молодой подводник». В нем описывалось, как Теда дважды объявляли погибшим во время Первой мировой войны и что он и группа других заключенных, сбежавших с цементного завода, прожили двадцать три дня на одной воде. Заключительные слова некролога отдают дань его любви к садоводству: «Он посвящал все свое свободное время уходу за своим обширным садом и прославился в округе разведением нескольких редких видов орхидей».
Я думаю, что все это отложилось где-то в глубине души моей матери, которая осталась относительно молодой вдовой, когда мой отец умер, не дожив до пятидесяти лет. На вторую весну после его смерти она купила