А утром, несмотря на свой вчерашний внутренний протест, я все-таки решил заделаться гувернантом. И тщательно побрился, проклиная себя. От этого стало легче. К тому же я успокаивал себя тем, что в любой момент могу плюнуть и уйти. Успокаивал себя, тем, что мне нужен хоть какой-то, пусть – временный, заработок для жизни и поиска более достойной работы. В конце концов, я же буду не слугой, а учителем музыки. Окончательно успокоившись, я поехал на свою новую работу.
Выйдя из электрички, я огляделся. И с жадностью вдохнул чистый утренний воздух. Когда еще я мог себе позволить каждый день бывать на природе! Гулять по березовой роще, любоваться влажной от утренней росы листвой, прикасаться к молочной коже стройных гибких деревьев, слушать веселый щебет птиц и щуриться от играющих на мокрых можжевельниковых кустах солнечных бликов. Когда еще я мог себе позволить вот так, просто наклониться к дереву, разгрести руками листву и аккуратно срезать подберезовик вместе с запахом леса и детства. Когда я еще мог позволить себе думать только о красоте мира, просто о земле и просто о небе. И обманываться, представляя, что в мире есть только земля и небо. И на земле лишь растут деревья и цветы. И в небе лишь летают птицы, да светит солнце… А все остальное – неправда и чья-то злая выдумка…
Сталлоне исходил лаем, злобным и истеричным. Я подумал, что ему нет места в мире его собратьев. И мысленно вычеркнул его из списка достойных… Эта привычка осталась еще с детства, когда я придумал один список достойных мира сего и второй – соответственно – недостойных. Когда меня кто-то раздражал, то я тут же мысленно заносил его в «черный» список. И тогда мне становилось легче. С таким человеком я разговаривал уже более спокойно, поскольку он был всего лишь ошибкой нашего мира. С которой лишь нужно было мириться, ведь мир без ошибок невозможен.
На пороге дома меня ждала Майя. При свете только что просыпающегося утра она выглядела еще неожиданней и прекрасней. Хотя на ней было одето такое же длинное простенькое ситцевое платьице. Разве что огненно-рыжие волосы были убраны под платок. Если бы она еще и улыбнулась, то мне было бы легче смириться со своим подневольным положением. Но, как и накануне, маска меланхоличного равнодушия по-прежнему застыла на ее бледном лице. Я протянул ей полную пригоршню только что собранных грибов, перепачканных землей и пахнувших свежим ароматом леса.
– Это вам, – вместо приветствия сказал я. – Вы не бойтесь… Я хорошо разбираюсь в грибах… Для супа