– Он говорил, что времени у него совсем мало осталось. – Тихо сказал Вера.
– Он говорил, что всю жизнь хотел на Крышу подняться. Он Крыльев хотел. Говорил, что боялся это делать всю жизнь.
– До сотого уровня дойдет и обратно в Город возвращается. Выше никогда не поднимался. А еще говорил, что короткий путь до Крыши знает. Короткий и легкий. Попросил меня с собой пойти. Я и согласилась. Он хорошо подготовился. – Вера замолчала. Взяла снова железный пруток и отогнала прочь червей, подбирающихся к запекшей крови на полу.
– Ты же с собой не позвал, Самсончик.
– Хорошо. Это точно. – Пропустил я последнее заявление. Взвесил еще раз на руке мешок. Остальное в мешке было продуктами. Или почти ими. С моим запасом не сравнить. С половиной брикета грибов и одним рулоном протеинов я бы и обратно не дошел. Да и до Крыши, наверное, тоже.
– Вера… – Посмотрел я девушке в глаза. Та отвела взгляд в сторону. Она наверняка рассчитывала, что я отвечу на ее фразу по поводу того, что не я ее позвал. Но откуда, же мне знать, что она на Крышу хочет? Да еще со мной?
– Как он умер, Вера? – Вера погрустнела.
– Он хорошо умер. Почти не больно. Он как с платформы упал, сразу сказал, что умрет. Но не расстраивался. Он попросил помочь ему на одеяло лечь и песню попросил петь пока он живой.
– Какую? – Удивился я. Чтобы Тимофей у девочки песни петь просил? Это же черт знает что такое? Это же стыдно!
– Колыбельную, Самсончик. – Вера блеснула влажными глазами в мою сторону.
– Я ее пела, когда ты пришел. Я ее уже второй день пою, может и больше.
– Ты хоть ела, что ни будь? – Грубовато спросил я. Вера отрицательно качнула головой. Я полез в свой тощий мешок достал рулончик животного протеина и протянул Вере. Весь.
– Ешь! – Вера округлила глаза.
– Самсончик! Ты чего?! Тут же на три дня?
– Ешь, говорю! – Почему же я с ней такой злой? А плакать хочется. Вот почему. Милый Тимка. Тимофей. Умер Тимоша и теперь уже никто на меня его глазами смотреть не сможет.
– Похоронить его надо. Знаю, что черви съедят. Но, пусть только не сразу. Пусть потом.
Я взял кирку и отошел в сторону. Туда, где бетон совсем прохудился, и рубился, словно сухая земля.
Вера осторожно развернула рулончик полупрозрачной пленки белков и надкусила край. Наверное, она не часто ела такую вкусную еду. Глаза ее сделались совсем голодными. Она кусала его и жевала, кусала и жевала. Глотала и кусала снова.
– Ешь, Верунчик, ешь. – Подумал я с непонятной нежностью. Размахнулся через плечо и врубился в бетон. Тот отвалился в стороны брызгами.
– Р-раз. И р-раз. – Командовал я себе, то злясь, то сожалея, то едва не плача. Командовал, пока яма не получилась достаточной для того, чтобы положить Тима почти вровень с полом. Тогда я выпрямился и вытер со лба пот.
Светляки в фонаре утомились и хотели пить. Это было заметно по зеленым оттенкам